Название : «Жизнь в зелёном цвете. Часть 5»
Автор: MarInk
Пейринг: ГП/ФУ/ДжоУ, ГП/РЛ, ДМ/БЗ
Рейтинг : NC-17[
Категория фика: слэш
Жанр : AU,Angst
Размер : макси
Размер : 29 глав
Статус : Закончен
Дисклаймер: Все права на героев принадлежат Дж. Роулинг.
Аннотация: У всякой монеты есть две стороны, не говоря уж о ребре. Такие близкие и не способные когда-нибудь встретиться, не могущие существовать друг без друга, орёл и решка [особо проницательным: да-да, читай не орёл и решка, а Гриффиндор и Слизерин] ВСЕГДА видят мир с разных сторон, но однобокий мир мёртв. Гарри предстоит убедиться в этом на собственной шкуре, посмотрев на мир с той стороны, с какой он не хотел, но на самом деле смотрел всегда...
Предупреждения: насилие во всех смыслах этого слова
Глава 1.
«Если я разобью яйцо, оно сразу превратится в яичницу, или минут через десять?». Гарри лежал в саду, посреди розовых кустов тёти Петуньи, и, щурясь, сквозь пыльные стёкла очков наблюдал за тем, как немилосердно палящее солнце клонится к закату.
От земли пахло пылью и травой, а ещё - химическими удобрениями, которые сам Гарри не далее как два часа назад подкапывал под корни кустов. Пожелтелые, жухлые от жары листья нависали над Гарри, и ему всё казалось, что он загорит от этого неровными пятнами - настолько неподвижными были ветви и жгучими - солнечные лучи. Хотя он не впервые проводил так выдавшийся свободным остаток вечера и успел посмуглеть вполне равномерно.
Здесь было самое удобное местечко во всём саду - под окнами гостиной. Все остальные места были засажены тётей Петуньей - то есть не тётей, а Гарри, но, разумеется, под тётиным чутким руководством - до полной непроходимости; имелись только небольшие прямые и ровные дорожки, которые Гарри регулярно посыпал белым песком, но лежать на них было, во-первых, рискованно, потому что его могли даже не то что застукать за бездельем, а просто не заметить и наступить, во-вторых, глупо - песок забрался бы за шиворот и пояс штанов. Конечно, дяде или тёте могло вздуматься высунуться в окно и посмотреть вниз, но вряд ли им пришло бы в голову, что «этот мальчишка» находится именно здесь. В конце концов, мёдом тут было не намазано. Так что Гарри чувствовал себя в безопасности, насколько мог.
И на этом факте исчерпывалось всё хорошее этим летом.
Плохое же можно было перечислять и перечислять, имей Гарри желание жалеть себя. Но он не считал, что достоин даже жалости; хотя подчас трудно было не сорваться и не подумать о том, какие все вокруг гадкие гады, а он - несчастный и всеми не понятый. От подобных поползновений собственного разума Гарри спасался только воспоминаниями о финале Турнира, явственно свидетельствовавшими о том, что обиженных им больше, чем обидевших его.
Однако же, прошлое лето было не в пример веселее.
В этом году Дадли уже не сидел на диете, поскольку записался в секцию бокса, пока Гарри отсутствовал в Литтл-Уингинге, и достиг в этом виде спорта больших успехов. Кто бы, впрочем, сомневался, что Дадли нравится бить других; Гарри помнил те времена, когда служил «крошке Диддикинсу» первой боксёрской грушей. Неустанные тренировки, приведшие Дадли к победе в соревнованиях по боксу среди юниоров юго- восточного графства, не сделали наследника семьи Дурслей легче и изящней, но переместили некоторую часть массы в мышцы - живот Дадли уменьшился, плечи расширились. Сантиметров на пятнадцать, что при общей цифре, приближающейся к метру в обоих случаях, особой роли не играло. Старые брюки и футболка Дадли, которые тот отказался носить где-то в феврале, были торжественно вручены Гарри в начале июля; штаны смотрелись, как юбка, а футболка - как платье, несмотря на то, что за время, проведённое в доме дяди и тёти, Гарри вытянулся очень сильно, куда больше, чем прошлым летом. Фактически, он просто просыпался по утрам и обнаруживал, что стал на пару дюймов выше, и так до тех пор, пока нормальная одежда, приобретённая для него в прошлом году миссис Уизли, не стала Гарри безнадёжно коротка. Толку- то в этом вырастании…
Сам Дадли, считая себя теперь чрезвычайно важной и имеющей полное право на безоговорочное главенство персоной, встретил кузена с такой же радостью, с какой лиса приветствует зашедшего к ней на мясной суп зайца. Травить смотревшего исподлобья мрачного Поттера снова стало для Дадли любимым развлечением; Гарри приходилось проявлять чудеса ловкости и самообладания, проскальзывая мимо Дадли в доме, где дядя Вернон, пожалуй, ещё и помог бы сыну, и давая отпор на улице, где Дадли быстро тушевался при виде палочки. Палочкой Гарри не пользовался, но неизменно показывал её. Несколько раз Дадли удавалось сломать Гарри пару пальцев и разбить губы в кровь, но это было совершенно незначительно; в местном травмпункте хорошо знали Гарри и без проволочек накладывали гипс, а несколько привезённых с собой зелий отлично ускоряли процесс заживления костей. О такой мелочи, как губы, Гарри и вовсе не беспокоился - он давно привык к вкусу собственной крови и к тому, что что-нибудь непременно саднит, жжёт, колет или ноет. Делов-то…
Дела дяди Вернона шли этим летом вполне удачно, так что единственным раздражающим элементом в жизни главы семейства Дурслей был всё тот же Гарри, этакий своеобразный штатный виноватый во всём, от убийства Кеннеди до истончения озонового слоя. И, вне всякого сомнения, дядя Вернон не упускал случая напомнить племяннику, что тот - маленькое неблагодарное дерьмо, ненормальный, которого из милости приютили порядочные люди, дерзкий асоциальный хам, которого стоило сдать в детдом в тот же день, когда его подкинули под дверь добросердечным родственникам. Гарри соглашался мысленно с каждым словом, но вслух обычно ничего не произносил, чтобы не спровоцировать дядю на физическую аргументацию; какие-то ошмётки инстинкта самосохранения у Гарри ещё оставались, хотя он чувствовал, как всё сильнее с каждым днём хочется сорваться, хочется нарваться на наказание - потому что заслужил, потому что боль была единственным, что могло вывести Гарри из оцепенения.
Тётя Петуния оставалась всё той же старой доброй любопытной и властной занудой - гремучее сочетание; она с радостью скинула на Гарри всю возможную работу по дому, чтобы отдохнуть самой, и практически самоустранилась от общения с племянником. Оплеухи от неё были редки - в тех случаях, когда Гарри вставал слишком поздно и не успевал приготовить завтрак и накрыть на стол к тому моменту, когда заспанные Дурсли в полном составе выползали на кухню. Впрочем, боксом, в отличие от своего сына, она не увлекалась, так что Гарри не страдал от этого, как ему доводилось, например, лет в десять.
Но всё это было мелочью по сравнению с тем, что Гарри оказался в полном информационном вакууме; он надеялся на письма от Фреда и Джорджа, у которых была возможность быть в курсе дела, но они слали уклончивые короткие послания. Одно, которое Гарри всегда носил с собой, звучало так:
«Привет, Гарри!
Как ты там? Эти козлы тебя не трогают?
У нас всё нормально. Дамблдор взял с нас Нерушимый Обет не рассказывать тебе ничего существенного, пока мы тут, а ты там, у магглов, поэтому мы не можем ничего написать - дескать, вдруг совы будут перехвачены... Всем остальным он просто запретил. Мама и папа регулярно ругаются с директором о том, чтобы забрать тебя, но тебе, мол, надо пробыть там ещё некоторое время. Если до середины августа они тебя не заберут, мы сами за тобой придём.
Придумываем тут всякие новые штучки для нашего магазина - здесь, где мы сейчас живём, самые условия для этого. Мы ведь не в Норе сейчас, а где, написать не можем… прости, пожалуйста…
С любовью,
Дред&Фордж».
Гарри читал немного про Нерушимый Обет и знал, что близнецы не могли его нарушить; Дамблдор, без сомнения, обладал большими способностями в припирании людей к стенке. Тем не менее, ему было
