рассудительной, такой взрослой – а тут решила проявить ещё и романтическую дурь! Учитель, у нас был разговор на корабле, - он смеялся. – Я сказал ей, что освобождаю её от слов, которые она сказала мне у арены. Что мне не нужна жена, которая толкает правильные речи о самообладании и долге, и только вид хищника пробуждает в ней прочитанные меж государственными делами две-три любовные книжонки. Я сказал ей, чтобы она решала, что ей действительно нужно. Потому что если она считает, что может со мной играть, как с мальчишкой или своими секретарями – так пусть убирается к секретарям! И флиртует – с ними! Королева Амидала! Мне не нужна королева. Мне не нужна сенатор. Мне нужна подруга. Друг. Жена. И если она до сих пор думает, что может ухватить по куску отовсюду – пусть уходит в политику и никогда не вспоминает обо мне. И она… испугалась, - новый смех. – Она испугалась. Мальчик-то вырос. А мужчина играть с собою не дал.
Но всё же – она вышла замуж за джедая. Сурового, как все они, но джедая. Так что я не уверен в своей жене. Она выдумала меня снова.
Его мальчик был жестоким в любви. Он почти никого не допускал к себе. А когда допускал – требовал такой же верности и отдачи, на какую был сам способен. И никогда не прощал предательства. Либо свой – либо враг.
А после смерти матери его отвращала любая мысль о привязанности к кому-то. Это была ненависть, чистая и беспримесная, ко всему миру.
-Я переделаю его, учитель, - сказал он ему однажды. – Я его изменю. Я знаю свою силу. И тогда больше никто не будет…
…а в итоге – чуть не умер сам. Стал инвалидом.
И вот тогда его мальчик разуверился в самом себе.
Промежуток между картинами.
Время.
Воды времени текут,
Ширят свой водоворот.
И за несколько минут
Может быть, проходит год.
Катит время колесо
То ль на месте, то ль вперёд.
И за тиканьем часов
Голосов не разберёт.
Чьи-то жизни, чей-то хруст,
Чьи-то несколько минут…
Время солоно на вкус,
Кровью дни его текут.
И оставит тот поток
Только пепел, только прах.
Времени полёт жесток,
Имя Смерть ему.
КАРТИНА ДЕВЯТАЯ.
Люди и дроиды.
Дроиды и люди.
Это волокучее, тянущееся настроение: липкая густая масса тёмного медлительного потока над точкой раскалённой боли внутри – требовало выхода. Убить кого-то пока не получалось. Да он и не развлекался этим. Убивал он всегда холодно. Иногда с отвращением. И только по необходимости
Не было у него дара лёгкого убийства.
Разговор с сыном не очень-то помог.
И тут он вспомнил: дроиды. Конечно же. Он как раз оставил себе заметку на потом. Когда будет время. Когда его будет слишком много.
Всё равно не заснёт. А снова пускаться в высокоинтеллектуальные разговоры: хватит. Свою норму он исчерпал.
Он поднёс правую руку с комлинком на запястье к маске:
-Технический отдел. Где дроиды, захваченные вместе с повстанцами на Эндоре?
Секунда осмысления информации, а затем знакомый голос ответил:
-Милорд, всего два дроида: класса дроид-секретарь и класса астродроид.
-Верно.
Этот парень часто оставался дежурить в техническом отделении по ночам. Вейдер угадывал в нём ту же страсть, что и у себя в молодости и детстве. И между ними установилось нечто вроде молчаливой приязни.
-Они в отсеке ДО-09, в отключённом состоянии.
-Правильно. Общее техническое состояние?
-Никаких серьёзных повреждений. Полностью готовы к употреблению.
-Перешлите их в мою личную мастерскую, лейтенант. И не включайте.
-Есть, сэр.
Ну что ж. Теперь он займёт руки и голову в привычном для себя смысле.
В своей мастерской он некоторое время рассматривал двух дроидов, лежащих там неподвижными металлическими конструкциями там, куда их вынес конвейер.
“Мастерская” – неверно сказано. Это помещение было оборудовано так, что походило скорей на информационный или программный центр, нежели на примитивные мастерские его детства.
Но у него из детства осталось много терминов. “Мастерская” – термин привычный.
