Мишка сделал отчаянный бэйл, то есть отбросил в полете доску, приземлился на ноги, пробежал два шага и с размаху влетел в живот глупому чуваку. Чувак скорчился, попятился, но не упал. Упал только Мишка. После чего длинные крепкие пальцы ухватили его за воротник, подняли — и Мишка наконец рассмотрел растелёпу: седого пожилого дядьку, одетого, как ему показалось, во что-то военное, но без погон и фуражки.
Из-за неожиданного столкновения Мишка на короткое время забыл про преследующие его самолеты, а когда вспомнил и завертел головой, то никаких самолетов не увидел. Испугались они этого дядьки, что ли? Мишка не знал, что фамилия дядьки была Цаплин. Арнольд Андреевич уже целый час гулял по улицам. С непривычки (после сидения по подвалам) его лицо горело от свежего ветра и немного кружилась голова.
Но еще больше поразился Мишка, когда, наклонившись поближе и хорошенько разглядев его, дядька покачал головой и сказал:
— Ай-яй-яй! Нехорошо, Миша!
При этих словах, скажу я вам, Мишка разинул глаза так широко, как уже давно этого не делал.
— Вы откуда знаете, как меня зовут?
Незнакомец ухватил Мишку за руку.
— Пойдешь со мной — узнаешь. Я покажу тебе много интересного.
'Ударю его доской, вырвусь и убегу!' — решил Мишка.
Но любопытство тут же вмешалось и отсоветовало так поступать.
'Ладно! Убежать всегда успею'.
— Дай только скейт возьму, — сказал он странному человеку.
Он подхватил доску подмышку и снова завертел головой.
— Ты не видел тех, что за мной летели?
— То, что ты сделал — нехорошо, — сказал дядька и снова взял Мишку за руку, увлекая его за собой вдоль по улице. — Хулиганство, Миша, — это плебейство…
'Вот зануда! Всё-таки надо сбежать', — подумал Мишка.
— …Впрочем, ты сам всё поймешь после того, как увидишь то, что я хочу тебе показать.
'Ладно, посмотрим пока', — решил Мишка.
С одной улицы они вышли на другую, но ни людей ни машин на ней тоже не было.
— Знаешь, Миша, я люблю ходить пешком по этому городу, но долгое время мне этого не удавалось сделать.
— Болел, что ли? — догадался Мишка.
— Нет, не болел… Был занят, скажем так.
— Подумаешь! — сказал Мишка. — Я тоже занят, но на доске каждый день гоняю. Сегодня классно, машин нет, даже человечка — ни одного… кроме нас, — поправился он.
Послышалось легкое жужжание, и над крышами мелькнули опасные черные точки. Мишка громко задышал и дернулся, но спутник удержал его.
— Не надо бояться, Миша. Со мной ничего не бойся.
Он посмотрел на Мишку, а Мишка — на него и пошел дальше, чувствуя, как колотится сердце от предчувствия чего-то необыкновенного и грандиозного. Может быть даже более грандиозного, чем целый день в парке аттракционов с заходом в шатер 'Мороженое'.
— А куда мы идем?
— Вон, видишь звезды на башнях? Туда мы и идем. Кстати, меня зовут Арнольд Андреевич… впрочем, это для тебя очень сложно. Пусть будет просто — Андреевич.
Мишка понемногу начал понимать, куда делись самолеты, и почему так пусто на улице, по которой они шли, и на которой уж наверное обычно было людно и машинно.
— Ты главный что ли у них? — спросил он.
— А ты хочешь быть главным?
— С чего это? — удивился Мишка.
— Правильно, — одобрил профессор. — 'Главный' — куцее наивное понятие, рожденное жалкими человеческими амбициями. Надо быть не главным — надо быть всем.
— Всем — кем?
— Просто: всем.
'Чего он глупости болтает? — подумал Мишка. — В школе, наверное, одни двойки сшибал'.
Впереди уже открылись кремлевские зубцы с несколькими башнями.
— Хочешь, зайдем в Кремль? — предложил профессор Мишке.
— А чего я там не видел? — на всякий случай сказал тот.
— Отлично, Миша. Пойдем лучше по территории, не запачканной человеческой нечистоплотностью.
Мишка понял: в Кремле давно не убирали, и потому там очень грязно.
— А ты все-таки скажи, откуда знаешь, как меня зовут? — снова спросил он. Очень его интересовала эта загадка.
Странный дядька засмеялся, будто Мишка сказал что-то смешное.
— Я знаю даже как зовут твою маму: Елизаветой.
— Ну да, — сказал Мишка. — Лизой.
— А папу — Алексеем.
— Да он не папа мне.
— Не папа?
— Ну, вроде, — сказал Мишка. — Может когда-нибудь станет папой.
— А он тебе нравится?
— Ну да… — протянул Мишка. — Ничего так… — и задал вполне законный вопрос:-А ты знаешь, где они?
— Они у меня в гостях.
— И мы к ним идем?
— Нет. Сначала мы пойдем на Красную площадь.
— Зачем, Андреич?
Цаплин улыбнулся, услышав 'Андреича'. Он даже остановился, правда — всего лишь на секунду, и тут же они пошли дальше, пересекая широкое мощенное камнем пространство, на другом берегу которого за редкими осенними деревьями уже во весь размах высился багровый Кремль.
— Я о тебе думал, Миша. Я знал, что ты есть. И я хотел, чтобы мы с тобой вот так встретились и запросто поговорили.
— Давай поговорим, — согласился Мишка. — А о чем?
— Сейчас ты кое-что увидишь, — продолжал Цаплин, не отвечая на Мишкин вопрос, — и многое поймешь.
Они вышли на Красную площадь. Ничего такого на ней — обещанного супер-пупер необычного — не было. 'Сколько еще идти-то, чтобы увидеть, что ты обещал?' — хотел спросить Мишка, но вдруг увидел, присвистнул и невольно прижался к Андреичу. Громадное пространство площади было покрыто слегка шевелящимся ковром. Тысячами… сотнями тысяч мышей. Не видно было ни глаз, ни хвостов — сплошное плюшевое покрывало. Только у тех, что находились совсем близко, можно было различить блестящие бусинки на мордах и, если приглядеться — мелькающие пятнышки носов.
— Ну и фашистов! А они на нас не нападут?
Профессор опять засмеялся — счастливо и загадочно.
— Увидишь.
Когда фигура Цаплина возникла над горизонтом площади, ковер заволновался и превратился в колеблемое ветром озеро. Мишка покрепче прижимал к себе доску и старался не отставать от Андреича. Они прошли мимо каменных трибун и блестящего гранитного бока Мавзолея и стали подниматься по зажатой между стен лестнице. На середине восхождения профессор остановился, чтобы сказать:
— Наступает важный момент для тебя, Миша. Ты должен понять, что поступил сегодня неправильно и постараться искупить свою вину.
