Вряд ли «тысячи памятников и других символов» беспокоили Витю Ющенко, когда он в своем пионерском детстве принимал поздравления одновременно с днем рождения — и с Днем Советской Армии. Ненависть не изглодала его, когда вступал в комсомол, и потом, когда после окончания института был назначен помощником главного бухгалтера совхоза, названного в честь 40-летия Октября (то есть столь ненавистной ему сегодня Октябрьской революции).
Он не сошел с ума от ненависти, когда служил в погранвойсках КГБ СССР, и потом, в 1977 году, когда вступал в Коммунистическую партию. О членстве в КПСС в официальной биографии ни слова, но полно неофициальных, в которых об этом сообщается. Не будучи членом партии, вряд ли Виктор Андреевич сделал бы такую карьеру: его должности начиная с 1977 года — это, по тогдашним временам, номенклатура райкома партии и выше. В 1980–1990-е Ющенко прошел типичный для многих советских чиновников того времени путь: из членов компартийного карьериста — в антисоветчики и антикоммунисты.
И этот человек призывает рушить памятники советской эпохи? Да ведь он сам — живой памятник, типичнейший продукт ее угара. И тоже, по мнению очень многих граждан на юге и востоке страны, возвышался над Украиной совершенно напрасно.
Что проще: убрать «тысячи памятников и других символов» или убрать одного, которого испуганный Верховный суд по недоразумению назначил зимой 2004/05 г. президентом Украины?
Но его пришлось терпеть целых пять лет. И не факт, что пришедшие вроде бы в борьбе с ним политики имеют иммунитет к оранжевым фобиям.
Для чего «национал-демократам» нужно уничтожать старые памятники? Ницше, чья философия была использована германскими наци для построения своей идеологии, писал: чтобы воздвигнуть новый храм, нужно разрушить старый храм. Так было все прошедшие века: христианские храмы строились из камня языческих, мечети возводились на месте более древних святилищ. Чьи памятники хочет видеть нынешнее националистическое руководство Украины на месте старых советских?
Вопрос риторический. Кого славят, кому дают звания героев, — тех и попытаются увековечить. Бандеру, Шухевича и далее по списку ОУН и УПА. Не надо пытаться обманывать себя и других, что будто бы противники героизации данных персон отравлены «совицькой» и «москальской» пропагандой. Упомянутые особи признаются террористами и командирами убийц не только в России, но и во всем мире. За исключением части населения на Украине — и жалкой кучки маргинальных дияспорных «историков», не принимаемых всерьез их коллегами ни на Востоке, ни на Западе.
Ющенко делает вид, что хочет покончить с советскими мифами. Это ерунда. Советские мифы давно разобраны, взвешены и измерены. За все время существования человечества на прошлое не выливалось столько грязи, сколько было вылито на нашу историю в 1980–2000-е годы. Советское прошлое в 1980–1990–2000 годы рассматривалось даже не в лупу — под микроскопом. Обвинения были страстны и громогласны.
И при всем том «советские мифы» все еще живут? Так может, это вовсе и не мифы, а простая правда?
Вот, например, Днепрогэс, который по-украински в прежние времена назывался переливающимся именем Дніпрельстан. Там есть памятник Ленину. А сам Днепрогэс — как будто его постамент. Что поделать, любили эти экономически неэффективные совки строить монументально. Значит, рушить памятник вместе с постаментом?
Что является главным памятником советской эпохи, например, в Харькове? Нет, не памятник Ленину на площади Дзержинского (бывшей), а расположенный на той же площади Госпром. Известный в мире памятник архитектуры. При советской власти с помощью лопаты, тачки и такой-то матери Госпром
Не случайно общественность проявляет самые разнообразные инициативы. Все они, впрочем, свидетельствуют: если начнем рушить памятники, остановиться вовремя не сумеем.
Харьковский тракторный завод — тоже памятник СССР. Как и еще двести с лишним заводов, делавших в советские времена Харьков третьим по значению городом в СССР (после Москвы и Ленинграда) и входившим в двадцатку наиболее мощных индустриальных центров Европы. Сегодня это действительно не более чем символы, тени ушедшей великой эпохи. Осталось только
Сегодня Украина уже практически не имеет перерабатывающей промышленности, — разве что «отверточную сборку». Наша так называемая элита — это же не только полные дурни с дурами, но еще и аналитики, которые понимают: раз мы живем в постиндустриальном обществе, то индустрия пусть разваливается, она не нужна. Нефть и газ купим на Востоке, а продукты и товары — на Западе, а жить будем на что? На проценты с оборота, конечно, — отвечает умная элита.
Вернее, так она отвечала до кризиса 2008 года.
Виктор Ющенко любит повторять придуманное Джеймсом Мейсом слово «голодомор» (о происхождении этого термина мы еще поговорим). Но что стало результатом крупнейших мобилизационных усилий и жертв советского общества, тяжелого пота и крови? Вторая в мире по объему (после США) экономика. Тысячи заводов, предприятий, тысячи километров трубопроводов, которые либеральные экономисты обзывали и неэффективными, и убыточными, и еще по-всякому. А сегодня, оказывается, не то что построить что-либо хотя бы приблизительно сопоставимое — даже и отремонтировать без иностранной помощи не в состоянии.
За все годы перестройки, потом демократизации, словом, до сих пор не построено ровным счетом НИЧЕГО, сопоставимого по значению. «Новые эффективные менеджеры» до сих пор ничего не создали — смогли только расхватать созданное в прошлые годы, все эти «советские символы», «убыточные фантомы» и т.д. и т.п., которые до сих пор составляют их миллиардные состояния. Да притом, как злые и глупые дети, они больше поломали и испортили, чем сумели растащить.
Все это уже много раз было — варвары, гунны и вандалы, сегодня мы жалеем о разрушенных памятниках, сожженных библиотеках античности, о кострах религиозных фанатиков, о храмах, взорванных нашими предками.
Но цель, цель? Большевики разрушали — но и строили. Разрушать старое, чтобы создать вторую в мире экономику, чтобы выжить и победить в самой страшной в истории войне. Ради того, чтобы дети и внуки могли родиться и выжить, чтобы им было что экспортировать, в конце концов, чтобы правнукам было что приватизировать, — это одно.