— Куда? На зенитки?! — показала я ему на клубы дыма.
Еще были слышны разрывы снарядов. Мне показалось, что мы не пролетели и десяти километров, думала, штурман ошибся.
— Что это тебе, паровоз, что ли! Приготовиться! — скомандовал он строго, повернувшись в мою сторону.
Самолет сделал опять разворот. Взявшись за кольцо парашюта, встала на край крыла. Ветер бил в лицо, обдавая острыми снежинками. Внизу темнота.
Штурман скомандовал: «Пошел!» Сделав усилие, быстро шагнула вперед и прыгнула. Через некоторое время рванула кольцо. Лямки натянулись, и я повисла над бездной.
Внизу ничего не было видно. Прислушалась: не стреляют ли? Тревога сковала сердце: а вдруг внизу уже ждут немецкие штыки? И вдруг неожиданно приземлилась. Упала на правый бок. Ветер потащил меня по рыхлому снегу. Притянула за стропы парашют и, подобрав его под себя, затаила дыхание. Только удары моего сердца, как казалось мне, нарушали тишину. Решительно и быстро стала расстегивать лямки. Зарыла парашют в снег. Отряхнула платье, белый жакет, поправила платок и быстро пошла, спотыкаясь о кочки и проваливаясь в сугробы.
Справа заметила ползущий по земле луч света. «Дорога», — решила я и свернула. Далеко в небе проплыли огненные шарики. «Зенитки бьют по нашему самолету».
В поле была тишина. Наблюдая за изредка ползущими лучами фар, стала пробираться на дорогу.
XIV
В расположение врага я иду без оружия. Даже защищаться нечем… Стало как-то не по себе. А встречаться с врагом придется, и разговаривать нужно будет, даже улыбаться. «Ничего, привыкну!» — успокаивала я себя.
Мне хорошо была видна черневшая полоска шоссе, по сторонам которой разливалась снежная белизна. В морозном воздухе стояла такая тишина, будто войны и не было. Не верилось, что где-то близко находится враг.
Впереди послышались голоса. Скоро увидела машину. Около нее толпились люди. С тревогой в душе приблизилась к ним. Шофер заводил мотор, а женщины, укутанные в платки, садились в кузов. «Пройти мимо? Можно вызвать подозрение», — подумала я. Подошла к шоферу и попросила подвезти до города. Он показал:
— Вон хозяин.
Неподалеку стоял длинный немец, потирая замерзшие руки.
— Пан, можно подъехать? — кокетливо улыбаясь, спросила я.
— Я, я, — сказал он, присматриваясь ко мне и направляясь к кабине.
Почти на ходу вскочила в кузов и уселась на своем чемоданчике. Уже светало, когда мы подъехали к городу.
Неожиданно машина остановилась. Из дорожной будки вышли офицер и два солдата с автоматами. Офицер осветил сидевших на машине карманным фонариком.
— Пашпорт, мадам.
Дрожащими руками достала феодосийский паспорт, заготовленный мне в части, и справку о том, что еду в Симферополь к больному туберкулезному брату-студенту. Подала офицеру.
А сама, чтобы скрыть охватившее меня волнение, подставила лицо под свет фонарика и, стараясь казаться беззаботной, начала красить похолодевшие от страха губы.
Посмотрев пристально мне в лицо, а потом на фотографию, офицер сказал:
— Второй пломпа нет…
Я улыбнулась и, сделав вид, что очень занята, небрежно ответила:
— Не знаю, пан, так в Феодосии делали…
— Найн, найн, Феодос… Феодос найн, — сердито сказал гитлеровец, качая головой и внимательно рассматривая справку врача.
Неизвестно, чем бы кончилась проверка, если бы взгляд офицера не остановился на солдате, который влез в машину и начал рыться в корзинах женщин. Офицер машинально отдал нам документы и, не сводя глаз с солдата, обнаружившего продукты, обрадованно затараторил:
— Масльо, яйки есть? Гут, гут…
— Вы у детей отнимаете! — закричали женщины. — Мы последние тряпки возили в деревню менять на продукты!..
Но офицер навел на женщин фонарик, и те замолчали. Положив в полу шинели творог, яйца, масло, солдат спрыгнул с кузова, офицер махнул рукой шоферу, и машина поехала.
Я подумала, что мой паспорт не очень надежен. Лучше поменьше его показывать.
Машина остановилась на окраине Симферополя, и нас высадили.
Чтобы не наскочить на патруль, я в первом попавшемся подъезде переждала до восьми часов. Потом окольными улицами пришла на вокзал. В толпе пассажиров легче всего остаться незамеченной. Здесь у меня было место первой встречи.
Вышла на перрон. У выхода стояла девушка с чемоданчиком в руках. Взглянув на меня, она достала из кармана зеркальце, точно такое же, как у меня, с рекламой на оборотной стороне. Подкрашивая губы, она искоса поглядывала на меня.
Я достала свое и подошла к ней. И чуть не ахнула — девушка была мне знакома. Это была Катя, с которой мы вместе учились в школе и дружили. В этот момент особенно приятно было встретить школьную подругу. Какую-то внутреннюю гордость почувствовала я за нашу школу.
— Откуда ты, Тамара? — почти крикнула она, удивленная встречей, даже позабыв сказать мне пароль.
Я настороженно оглянулась и шепнула:
— Пароль!
— «Миша», — опомнилась она, засмеявшись.
— Вот это другое дело…
На станции послышались крики, шум. На путях стоял груженный углем состав. На платформах его расположились женщины с корзинами и мешками, солдаты прогоняли их. Кто мог, совал фашистам деньги. Тогда они молча отходили.
— Можно пробраться без пропуска? — спросила я Катю.
— Да, пойдем, я отведу тебя пока к бабушке, здесь недалеко, у вокзала.
В теплой комнатке, пахнувшей свежеиспеченным хлебом, нас встретила приветливая хозяйка. Пока мы с Катей завтракали, она, подперев щеку кулаком, пристально смотрела на нас. Глаза ее были влажны от слез.
— Твоя бабушка? — тихо спросила я Катю.
— Нет, — улыбнулась она, — я тоже только сегодня познакомилась с ней.
— Вы мне теперь все родные, — проговорила бабушка, поняв, о чем я спросила подругу. — Не насмотрюсь я на вас. Горькое времечко вам, молодым, досталось…
Когда старушка отошла к плите, Катя шепнула:
— У нее сын и дочь в лесу… Я ей весточку привезла от них.
— Помалкивай, Катюша, — напомнила я.
Она понимающе взглянула на меня и кивнула головой.
— Я всю ночь не спала, — сказала я Кате. — В тепле совсем раскисла…
— Я тоже. Вот поедим и поспим часика два. Здесь спокойно.
— Кушайте, кушайте, деточки, что бог послал, — говорила хозяйка.
Бабушка накормила нас и уложила отдохнуть; мы с подругой детства еще долго разговаривали. Прижавшись друг к другу на небольшой бабушкиной кровати, вспоминали счастливые пионерские годы.