Кубани, заволновались наши казаки.
Из станицы в станицу, из хутора в хутор перекатывалась волна тревоги и скоро захлестнула всю Кубань. И решено было создать на Кубани свой казачий кубанский добровольческий корпус.
— И заработали у нашей колгоспной кузнице молотки да точильни, оттачивая казачьи клинки. А у хатах што делалось! — сдвинув черные брови, рассказывала девушка. — Шили красные бешметы и башлыки, а у швейных мастерских шили синие суконные черкески, а у клунях шились и подгонялись уздечки и седла коням. Суета была — ужас.
Мы с интересом слушали Марию, стараясь не перебивать ее, но Саша не выдержал:
— А ты что тогда делала?
— Я была секретарем комсомольской организации нашего колгоспа, а работала врачом-ветеринаром, мне тоже работы было много. Отбирала здоровых, годных к военной службе коней с нашего завода.
— Ну а дальше что было?
— Дальше, — продолжала Мария, — казаки наши все з села пришли в корпус во всей казачьей амуниции, на своих конях, со своими клинками. На груди у многих стариков красовалось по нескольку и старых, еще царских крестов, и наград, полученных в буденновских походах. Бородачи привели с собой внуков и правнуков, сынов и невесток. Вот она, — Мария указала на подругу, — со всей семьей пошла на фронт: отец пошел, мать, младший брат. Дед у нее старый вояка. В молодости воевал в Порт-Артуре, потом в гражданскую — с Деникиным. А сейчас…
— Он дуже старый, — вставила Лида.
— …Он в обозе работает. А мать ее на кухне, кухаркою в полку, а брат в разведке служит казачьей. Работы всем хватает.
— А вы что, тоже в обозе? — опросил Саша.
— Та нет. Мы в ветеринарном лазарете. Раненых коняк выхаживаем.
— Ну расскажите, где воевали казаки? — попросила я Марию.
— Да где же. На Кубани! — И, натянув вожжи, крикнула на коней: — Но-о-о! Совсем уже пристали! — Затем, полуобернувшись к нам, продолжала: — Первый бой с фашистами наш корпус держал под городом Батайском. Ну и дрались там казаки! Как львы. Поклали там много немцев, но вдруг поступил приказ — сдать город и отходить. Нехотя вкладывали конники свои клинки в ножны и отступали к своим станицам. Второй бой дали казаки в июле сорок второго года под станицей Кущевской. Большое село. В конном строю они врубились в пехоту врага, и тут тысячи захватчиков остались на казачьей земле.
Наступая на Кубань, фашисты рассчитывали очень скоро овладеть Кавказом. Они говорили, что казачество это ерунда против техники и танков. Они, мол, быстро сдадутся. Комиссар рассказывал, что немецкое командование сообщало Гитлеру, что горы Кавказа уже под гусеницами их танков. Но это было вранье.
Казаки прочно заняли оборону у станицы Кущевской. Долго пришлось там потоптаться фашистам, но прорваться они так и не смогли. Тогда они прорвались в другом направлении, и казакам пришлось отступить — грозило окружение. Молча и невесело проходили они через родные станицы. Тяжело было смотреть, как женщины хватались за казачьи стремена и рыдали.
«На кого ж вы нас покидаете, казаки!»
«Мы скоро вернемся, ждите!» — отвечали они.
В августе, под станицей Усть-Лабинской, переправлялись через реку Кубань. Вслед за отступающими фашистское командование двинуло войска СС, дивизию «Викинг». Поддержанная авиацией и танками, эта блестяще, в смысле техники, оснащенная дивизия должна была окружить оставшиеся эскадроны казаков. Но даже такому крупному фашистскому соединению с такой колоссальной техникой не удалось победить казаков. Они отступили в горы и преградили фашистам путь к Кавказу.
Защищая Кавказ, в горах казаки истребляли горные дивизии врага. Но когда разгорелись бои под Сталинградом, поступил новый приказ — идти в ногайские бурунные пески.
— Вот в эти степи. Пустынные и безлюдные, они тянутся от Кизляра до Прохладной. Вот здесь мы и топчемся, — заключила Мария.
Было уже совсем темно, и только на светлеющем горизонте вырисовывался прямой профиль девушки в белой кубанке.
— А сейчас идут где-нибудь бои? — поинтересовался Саша после некоторого молчания.
— Да. Сейчас под Ачикулаком наши бьют отборную гитлеровскую армию.
— А скоро приедем? — спросила я.
— Да вот сейчас, только камыши проедем. Вы присмотритесь к нашим казакам — и полю?бите их по- настоящему. Молодые научат вас удальству, а старики — мудрости.
Повозка остановилась.
— Спасибо, Мария! Спасибо за рассказ и за совет, — сказали мы, спрыгивая с повозки.
— Вот вам нужно туда, — указала Лида на высокие заросли камышей, — а завтра мы поедем дальше, пусть лошади отдохнут.
— Товарищ гвардии старший лейтенант казачьих войск, прибыли в ваше распоряжение три командира взвода, — отчеканил старший команды лейтенант Мирошняк, переступив порог штабной палатки.
Старший лейтенант в синей черкеске с блестящими газырями и в ярко-красном бешмете поднял на нас утомленные бессонными ночами глаза, сдвинул на затылок черную смушковую кубанку и принял у нас документы.
— Да, вы двое к нам, а этот лейтенант, — он указал на Сашу, — направлен в противотанковый полк майора Чекурды.
Наутро мы с лейтенантом Мирошняком сели на Лидину повозку и поехали в указанную нам минометную батарею. Она располагалась среди песков, недалеко от овечьих кошар, в которых размещался ветлазарет.
IV
Казаки очень приветливо встретили нового командира, но были недовольны тем, что я недостаточно хорошо езжу на лошади. В училище, учитывая современную технику, изучению конного дела почти не уделялось внимания. В казачьем же корпусе — все на лошадях, и мне пришлось настойчиво тренироваться в верховой езде. Старые казаки охотно помогали мне в этом. Много раз я летала кубарем с лошади, но упорно продолжала учиться. Этого требовала обстановка, это было необходимо по долгу службы.
— Не получите казачьего обмундирования, пока не выучитесь по-казачьи ездить верхом, — смеясь, говорил командир полка, — смотрите, как наши девушки ездят, а вы же офицер.
Мне очень хотелось скорее получить красивое казачье обмундирование, и я упорно училась искусству верховой езды.
Однажды утром, как обычно, я шла из кошары, где располагался мой взвод, чистить своего коня. Проходя мимо ветеринарного лазарета, услышала возбужденные девичьи голоса. Выделялся знакомый громкий говор Марии Яценко, которая кого-то, видно, отчитывала. Я решила зайти узнать, что произошло.
Посреди обширной кошары, в которой находилось около сотни раненых лошадей, столпились в нарядных черкесках девушки-казачки. Они окружили гнедого коня с белыми носочками на передних ногах. Он лежал на мягкой подстилке и тяжело посапывал. В кошаре стоял запах карболки и креолина. Над конем склонилась Мария. Одна из девушек, нагнувшись, держала в руках алюминиевый котелок, и Яценко, смачивая в нем кусочек марли, промывала рану в боку лошади. Животное подергивало кожей, вздрагивало и стонало, но Мария уверенно и быстро работала.
— Ще позавчора привела, — сердито выговаривала она, не отрываясь от дела, — врач сказал, как надо его лечить, а ты забыла…
Позади Марии стояла, надув губы, худенькая девушка. Из-под черной кубанки, надвинутой на нахмуренные тонкие брови, выбивались кольцами белокурые волосы. В синих глазах блестели слезы.
