условное наименование «Соната».
О рождении этого названия Юрий Николаевич рассказывал так: «Узнав, что моя фамилия Мажоров, один из генералов, присутствовавших при назначении, сказал: — Что ж, фамилия музыкальная… Назовем и разработку в том же ключе: «Соната». Такое название за темой и закрепилось» [14].
Началась подготовка к производству. Закупали американские комплектующие. Быстро разобрались, что за переключающий прибор разряжает вромязадающий конденсатор в «Рейнджере», — публикации об однопереходных транзисторах, ОПТ, в нашей печати уже появлялись. Мы уже научились делать «аналоги» таких приборов на биполярных транзисторах р-п-р- и п-р-п- типов, и они прекрасно работали, но в данном случае нужен был настоящий однопереходный транзистор в одном корпусе, такой, как в «Рейнджере». Исхитрились, достали. Страна была сильна, и по особым каналам, через третьи страны [11], постепенно удалось получить все, что было нужно для проектирования и обеспечения изготовления нужной серии.
Долго пришлось повозиться с лампами бегущей волны: в «Рейнджере» применялись ЛБВ пакетированной конструкции, у нас таких еще не было. Но разработка заказа «Соната» послужила толчком для МЭП по постановке соответствующих работ. Часть СВЧ-эломентов должны были изготавливать непосредственно на заводе-производителе серии. Одним из таких элементов были «шторочные» СВЧ- переключатели. У нас еще со времен выполнения заказа «Резеда» было налажено изготовление роторных СВЧ-переключателей. Это были переключатели с большой массой, искрящими контактными парами, большим временем переключения А тут малоинерционный элемент, определяющий направление СВЧ- сигнала, «шторка». Срочно поставили задание одному из провинциальных заводов освоить выпуск таких СВЧ-эломентов. Освоение проходило медленно и потребовало даже некоторой реорганизации производства — перехода на бригадный метод подряда с использованием личного клейма работников, собирающих «шторочные» переключатели.
Планы использования аппаратуры «Соната» были наполеоновскими: рассчитывали, что в КБ П.О. Сухого будет разработан новый самолет С-13, в котором будет особый отсек. В нем будет поддерживаться практически комнатная температура, и изделие «Соната» изначально проектировалось в расчете на «тепличные» условия. Будущее показало, что из этих планов сбылось д алеко не все.
Аппаратуру «Соната» изготовили в срок, и пора было переходить к ее испытаниям. Ведущим инженером-испытателем, членом комиссии по проведению лабораторных и заводских испытаний аппаратуры «Соната» от 5-го Управления 8-го ГНИКИ ВВС был в то время инженер-майор Игорь Александрович Анаковский 1*. К началу испытании стало ясно, что расчеты на проектирование самолета С-13 не осуществятся, и «ворхи» командования ВВС искали выход: a как же в этих условиях поставить цель испытании? Что делать с аппаратурой «Соната» дальше? Родилась мысль: а не провести ли испытания в условиях, оговоренных для нашей авиационной аппаратуры?
«Испытания в нормальных климатических условиях станция «Сопата» выдержала, что свидетельствовало о правильной реализации инженерно-технических решений в отечественном аналоге аппаратуры «Рейнджер», — писал И.Л. Анаковский в своих коротких воспоминаниях.
Перешли к испытаниям в камере влажности: повышенные температура и влажность. Тут контролируемые параметры «поплыли». «Испытания при повышенной и пониженной температурах аппаратура «Соната» не выдержала, так как в американском варианте была рассчитана на такие температуры», — я опять цитирую И.Л. Апаковского.
Впрочем, удалось провести прямое сравнение «Рейнджеров» с нашей отечественной аппаратурой, к тому времени уже подоспевшей к серийному выпуску. И что же? Наша оказалась лучше.
И по возможностям своего «электронного мозга», и по набору помеховых воздействий, и по работе в сложных сигнальных ситуациях. Документация «Рейнджеров» (в пашем варианте «Сонаты») так и осталась на полках.
Так что же это была за аппаратура? Сейчас об этом уже можно говорить: это была автоматическая самолетная аппаратура активных помех «Сирень». Первая ее разновидность — «Сирень-1 И». «И», шутили мы, потому, что это изделие Иосифа. Иосифа Яковлевича Альтмана, того самого, о котором как о заместителе главного конструктора заказа «Резеда» говорилось в предыдущем номере журнала. Помните, уроженец еврейского местечка в Смоленской области, не дурак выпить, матерщинник-сквернослов (женщины дверь его кабинета на всякий случай обходили, и вытертая петля на паркете показывала их обходной путь), он «между биндюжниками слыл грубияном»? Но при всем этом — великолепное знание процессов внедрения изделий на серийных заводах, бесстрашие в отстаивании своего мнения перед начальством разных уровней.
Вспоминается случай: Ёс сидит у главного инженера института А.А. Зиничева и смиренно выслушивает назидания, как надо организовывать работу с серийным заводом. Тема Альтману не чуждая. Зиничев после успеха со «Смальтой» (об этом — в одном из следующих номеров) стал главным инженером, т е. его уровень был выше альтмановского ступеньки на две-три. Ёс вздыхает, потом вдруг взрывается: «Сан Сеич, противно слушать!» — и встает, давая понять, что аудиенция закончена.
Впрочем, наверное, знаете что значит не уважать начальство и спорить с ним? Через некоторое время в личном деле И.Я. Альтмана появилась запись: «за серьезные упущения в работе, приведшие к неудовлетворительному состоянию с внедрением изделия А203», объявить «строгий выговор».
А что касается отстаивания своего мнения, то уж если Иосиф Яковлевич говорил: «Юр, бороться невозможно!» — значит, все возможные варианты решения он уже предлагал и, действительно, ничего сделать было нельзя.
Когда годы сделали свое дело, одолевали болезни и пора уже было уходить на покой, он, видно, задумал писать мемуары. «Если ты решил стать главным конструктором, — написал он на чистом листе, — ты должен быть готовым пройти и огонь, и воды и медные трубы». Под «медными трубами» он, надо понимать, подразумевал испытание славой в случае удачи — не все выдерживали такое испытание. Положил лист в ящик стола и задвинул его. Второй фразы на этом листе так и не появилось.
Разработку аппаратуры «Сирень» начали в то время, когда еще полным ходом шли работы по заказу «Резеда», и П.Я. Альтман как первый заместитель главного конструктора был поглощен обилием возникающих задач, в том числе и связанных с внедрением «Резеды» на серийном заводе. Но он сумел договориться с В.В. Огиевским, чтобы тот исподволь начал прорабатывать построения новой, более совершенной аппаратуры помех. В. В. Огиевский мог бы заказом «Резеда» и не заниматься: он был научным руководителем НИР «Газон» [15] и мог бы прикрываться работами, связанными с полученным заданием по проработке новой аппаратуры. Но его хватало на оба заказа. Он работал и по «Резеде», и но разработке функциональной схемы станции «Сирень-1 И».
Документация аппаратуры «Сонате»», хотя и осталась на полках, но была все-таки документацией по первой опытно-конструкторской работе данного направления, выполненной целиком (за исключением элементов СВЧ-тракта) на транзисторах, документацией первой отечественной аппаратуры имитационных помех в транзисторном исполнении. «Изучение и воспроизведение станции «Рейнджер» имело ряд положительных моментов:
— в станции «Сирень» реализовали новые виды помех («увод по скорости»), которые имелись в аппаратуре «Соната»;
— разработка станции «Соната», в которой применялась малогабаритные пакетированные ЛБВ, дала толчок к разработке в МЭП отечественных ЛБВ (типа «Шкив-1» и «Шкив-2»)», — добавлял И.Л. Анаковский в заключительной части своих воспоминаний. Ту же мысль неоднократно высказывал и начальник головного отдела «сто восьмого» но разработке комплекса станций «Сирень» И.Я. Альтман, указывая на важность для отечественной промышленности начатой в недрах заказа «Сирень» разработки в МЭП пакетированных ЛБВ типа «Шкив».
При разработке «Сирени» учли те недостатки, которые проявились у заказа «Резеда», и первый из
