листочка, исподлобья, ухмыляясь, посматривал на меня.
- Это подло с вашей стороны! - буркнула я, - Мне очень хочется на вас обидеться.
- Тогда водички привези заодно, - отрезал ван Чех.
- Но я не готова…
- Если ты выбрала эту тему, значит, должна была быть готова, - фыркнул доктор.
- В принципе, вы правы, конечно.
- Естественно, я прав. Это очень интересный мальчик. Я бы и сам с любопытством подключился к его лечению. Но надо бы как-то мотивировать для начальства. А, это моя забота. Кристоф теперь наш, и отказаться от него я тебе не дам. Это полезный опыт даже для такого доктора, как я, а уж тебе и подавно. Ты молодец, что не стала бабуле рассказывать, как вы с ним познакомились, но впредь запомни: у психиатра, пока он на рабочем месте нет ни жены, ни матери, ни родины, а уж таких случайных знакомых и подавно. Так что ты зря дала понять, что вы знакомы. То, что сказал Кристоф можно было бы списать на его бред. А твою фразу… боюсь теперь она, либо начнет тебя боготворить, либо никогда не будет доверять. Второе вероятнее.
Доктор помолчал и продолжил восхищенно:
- Но как ты ее отбрила! Молодец, в тупик поставила одним вопросом. Ей предстоит многое осознать. Но период паники ею уже пройден, если она все отрицает, а от отрицания и до депрессии с осознанием недалеко.
Все, дуй к Кристофу.
Я подошла к кабинету изотерапии. Из-за двери доносились странные звуки, Кристоф то ли пел, то ли декламировал. Прислушавшись я поняла, что это сказка. Такие радиоспектакли, немножко, но были и в моем детстве. Кристоф на разные голоса, копируя интонации, рассказывал сказку сам себе, я предполагала, что дословно.
Я вошла в кабинет. Кристоф не прерывался, а продолжал рисовать черный прямоугольник, методично закрашивал черным карандашом лист бумаги на мольберте.
- Что это? - спросила я.
- Это море, - ответил Кристоф, не отрываясь.
- Море? Почему оно черное?
- Оно квадратное, поэтому и черное, - ответил Кристоф, словно бы давно устал объяснять мне столь очевидные вещи.
Я села на стул и поняла, что совершенно не знаю, что делать.
Самое обидное, что доктор бросил меня как раз тогда, когда он мне очень нужен.
- Я просила тебя нарисовать себя и свою семью.
- Семья там! - Кристоф показал рукой в сторону, там я увидела еще один черный прямоугольник.
- Дай угадаю, семья купается в море?
- Нет, я просто закрыл глаза.
- Правда, что… - я потерла лоб, - Кристоф, расскажи мне, пожалуйста, о себе.
- Я - медвежонок. А ты… Ты рыжая. Значит, ты - лиса.
- Как хочешь, дорогой.
Кристоф обернулся и посмотрел на меня.
- Ты не маленькая для лисы, ты - белка!
'Хоть пасхальный кролик, как выражается милейший доктор'.
- И ты живешь в берлоге?
- Нет, в зоопарке. Со мной живет пятачок и кролик.
- А тебя случайно не Винни-Пух зовут?
- Нет, я - Кристоф, ты же знаешь! - он продолжал искать и тщательно закрашивать пробелы.
- Что ты помнишь, какое самое радостное было у тебя воспоминание?
- Когда я поел. Там была свинья и я бросился на свинью и поел. Тогда было хорошо. А потом приехал охотник, он меня поймал и отдал в цирк. Меня там учили ходить на двух лапах и говорить. Но я же медвежонок, поэтому и говорю и хожу понарошку.
- А к Кукбаре ты как попал?
- Она мне приснилась. И я решил, что лучше буду веселиться с ней в театре. Но там было не весело, ты знаешь.
- Я рада, что ты тогда себя нашел… и меня теперь… Ты знаешь, в какой стране ты живешь?
- В Вундерляндии.
- Понятно.
- Но сейчас я нахожусь с тобой, и Вундерляндии нет. Я могу быть там только один. Туда никого не пускают, потому что вы другие. А я из, я случайно сюда попал, - Кристоф со всего размаху, с диким истерическим визгом вонзил карандаш в свой прямоугольник и пропорол его из угла в угол.
- Это я в море купаюсь, - спокойно сказал он.
Я сглотнула.
- Тебе наверное стоит пойти поискать бабушку.
- Пятачка! Она Пятачок!
Мы быстро нашли бабушку. После короткого прощания я пришла обратно в ординаторскую.
Глава 4.
- Ну, как дитя? - ван Чех откуда-то вернулся следом за мной.
- Ужасно.
- Всякое бывает.
- Самоагрессия зашкаливает. Бред, возможно галлюцинации. Это похоже на шизофрению, но мне бы не хотелось так думать.
- Все бывает. У детей похлеще, чем у взрослых, - задумчиво сказал доктор, он был озабочен, - мне тут анализы пришли на Давида. Странно, что без него самого. Его систематически обкалывают психотропными средствами, в крови обнаружена порядочная концентрация характерных веществ. Придется задержаться и осмотреть голубчика. Весь день к чертям!
Доктор возмущенно сел в кресло, оно жалобно пискнуло. Доктор сидел, подперев рукой щеку, а другой рукой барабанил по столу. Затем он махнул рукой и достал коньяк. Налил себе стопочку и выпил.
- Вот, что я должен делать? - продолжал он серьезно.
Я молчала, у меня своих забот хватало.
- Брижит, я тебя спрашиваю.
- Если даже вы не знаете, откуда мне знать, - быстро ответила я.
- Не хами доктору, - фыркнул ван Чех, - я серьезно тебя спрашиваю, я знаю, что я сделаю, но… скажи мне, что я должен сделать?
- Наверное, обратиться в органы по поводу незаконного использования психотропных препаратов с целью подавления чужой воли, - сказала я первое, что пришло в голову.
- С точки зрения закона, подавление воли - не грех. Вот если бы она его убила.
- Ну, дождитесь, пока убьет, - развела руками я.
- Мне человека жалко, - входил в азарт доктор.
- Тогда просто не мучайте меня, если знаете, что будете делать.
- Я особенно бесчеловечен сегодня! - не унимался наставник, - Продолжай предполагать!
- Можно мотивировано его вписать, и наблюдать за ним здесь. Промыть его хорошенько, а потом разговаривать с более-менее адекватным человеком, - сказала я.
- Про 'промыть' это ты хорошо сказала, - захихикал ван Чех, - Но ты натолкнула меня на одну интересную мысль. Я сам хотел его оставить и, как ты метко выражаешься, 'промыть', но мне не дает
