Следствием установлено…
ПРОСЬБА СТАРОГО ЗНАКОМОГО
Шел мокрый снег. Крупные снежинки стремительно летели на свет автомобильных фар. «Дворники» работали на полную мощность, но лишь бессильно размазывали грязь.
Пассажир автомашины рассеянно смотрел в залепленное снегом и грязью стекло. Уже два раза он не ответил на попытки шофера заговорить, и тот обиженно замолчал.
В этот хмурый мартовский вечер старший следователь областной прокуратуры Вячеслав Вершинин возвращался с осмотра места происшествия. Само происшествие, правда, случилось больше недели назад. Тогда выезжали другие — они, к сожалению, не очень-то позаботились о тщательном осмотре. И теперь, спустя столько времени, он получил дело, которое про себя определил как малоперспективное.
Вячеслав мысленно вновь вернулся к некоторым обстоятельствам дела.
На одной из привокзальных улиц у крыльца маленького продовольственного магазина сидел в самой грязи человек. Редкие прохожие торопились по своим делам, не обращая на него внимания. Наконец у одного из них вызвала подозрение неподвижная поза человека. Побежал на привокзальную площадь, остановил милицейскую машину. Подъехали к магазину. От сидящего изрядно пахло спиртным. Его отвезли в вытрезвитель. Там заметили кровоточащую рану под левой лопаткой. Хотя человек и не подавал признаков жизни, тело его было еще теплым. Вызвали скорую. Врач развел руками — поздно. Труп отвезли в морг. Место происшествия осмотрели только под утро, когда рассвело. К тому времени мимо продовольственного магазина прошло много народа, а дворник подмел и крыльцо, и тротуар вокруг.
Личность убитого установили на третий день. Им оказался девятнадцатилетний Василий Шестаков. Года полтора назад он с трудом окончил техническое училище, успел поработать на нескольких заводах, последний месяц бездельничал, слонялся по вокзалам, разъезжал в пригородных поездах с подозрительной компанией. За прошедшую зиму трижды побывал в вытрезвителе. В общем, личность, не вызывающая симпатии.
Вершинин поморщился, вспомнив четыре похожие друг на друга характеристики Шестакова. Разные их писали люди, в разное время, а слова одни и те же: лодырь, пьяница, хулиган. Теперь вот — нелепая смерть. Никто, правда, этому не удивился, не посочувствовал. А пенсионер один, с ним по соседству жил, тот напрямую: туда ему и дорога, незачем и виновных искать, беспокоиться, общество от его смерти не пострадало. Общество-то, может, и не пострадало, а убийцу искать нужно и, скорее всего, среди собутыльников Шестакова. Напились, потом пятак не поделили или обиду давнюю вспомнили и — в драку. У них это быстро. Может, и не знакомы вовсе были. Сошлись за углом «на троих», а потом — ссора и нож. Место для розыска сложное — вокзал рядом. Одни приезжают, другие уезжают, третьи во время стоянки поезда норовят успеть в магазин. В такой обстановке трудно искать свидетелей. Конечно, Шестакова наверняка видел в тот вечер на вокзале кто-нибудь из его знакомых: фигура-то довольно приметная. Удалось найти кое-кого из приятелей убитого, но ни один из них не встречался с ним в тот день. Придется возвращаться к вокзалу, с него начинать, а это все равно что искать иголку в стоге сена.
Вершинин машинально переступил порог своего кабинета.
Подняв телефонную трубку, набрал шестизначный номер. Услышал знакомый голос: «Капитан Стрельников» — и усмехнулся.
— Вольно, капитан, — сказал он.
— Слушаю тебя, старина… Знаю, теперь житья мне не дашь с убийством Шестакова.
Вячеслав разговаривал со своим старинным другом Виктором Стрельниковым — однокашником по юридическому институту.
Виктор стал для него тем человеком, с которым можно попросту поделиться самыми сокровенными мыслями. Стрельников после окончания института был направлен в органы внутренних дел, несколько лет работал следователем линейного отдела, но вот уже скоро год, как его назначили начальником уголовного розыска в райотделе. Теперь им предстояло вместе раскрывать убийство у вокзала. Виктор хотя и ворчал для виду и намекал на свою чрезмерную загруженность, а в душе был рад представившейся возможности.
— Покоя я тебе, конечно, не дам, — согласился Вершинин, — но и ты меня тереби почаще, приводи побольше очевидцев, пусть весь твой угрозыск на меня поработает.
— Ишь какой хитрый! Отдай тебе весь уголовный розыск. А я с чем останусь? Знаешь, сколько у меня мелких происшествий? Да еще профилактикой надо заниматься. Вот и выкраивай время для тебя, где хочешь. Ну-ну, не кипятись, — добавил он, почувствовав изменившееся настроение Вершинина, — шучу. Знаю: убийство в первую очередь. Десять минут назад отпустил одного гражданина приятной наружности. Он в тот злополучный вечер случайно обратил внимание на двух пьяных ребят, стоящих на перроне вокзала. Может, мимо прошел бы, да уж больно темпераментно один из них выругался и порвал на клочки какой-то документ.
— Дальше, дальше… — нетерпеливо перебил Вячеслав, — приметы их он описал?
— Описал, хотя весьма поверхностно. Конечно, может быть, эта история к нашей ни с какого бока не подходит, но мы все-таки то место осмотрели и, хотя прошло несколько дней, действительно отыскали клочок, похожий на обрывок удостоверения. Однако ни фамилии, ни других данных там нет, остались черточки, точки. Впрочем, к нашим делам он вряд ли имеет отношение.
— Я приобщу этот клочок на всякий случай к материалам дела и направлю его на экспертизу, однако сейчас самое главное для нас — связи Шестакова, и в первую очередь вокзальные.
Вячеслав чуть скосил глаза на дверь. Там послышался шум, затем в узкой щели мелькнул женский силуэт. Посетительница не решалась прерывать телефонный разговор и оставалась в коридоре. Вершинин не успел разглядеть женщину, уловив лишь неясные контуры ее фигуры. «Кто это под вечер?» — успел подумать он, но тут же забыл о ней и продолжал разговор со Стрельниковым.
— Мне нужны вокзальные завсегдатаи приблизительно такого же возраста.
— Многих мы допросили за эти дни!
— Я читал протоколы. Не то. Пока не натолкнулись.
За дверью вновь послышался шорох.
«Кто бы это мог быть?» — опять промелькнула мысль, и он машинально подвинул к себе настольный календарь, но там не оказалось никакой записи.
— Может, пройдемся вечерком, потолкуем? — предложил Вершинин.
— С удовольствием, — ответил Стрельников.
— Значит, в восемь или, как на железной дороге говорят, в двадцать ноль-ноль. Устроит?
— Вполне.
— Будь здоров.
В дверь постучали. Он подошел и распахнул ее. В коридоре стояла незнакомая женщина, одетая в модную шубку с коротким серебристым ворсом. С богатой шубой совсем не гармонировал простой серый пуховый платок, обрамлявший желтовато-землистого цвета лицо. Вершинин не раз видел такие лица у людей, больных раковыми или другими тяжелыми заболеваниями. Он присмотрелся повнимательней. Большие карие глаза выражали растерянность и отрешенность. «Ей лет сорок, не больше, — пришел к выводу Вячеслав, — она тяжело больна, у нее горе. Вероятно, арестовали сына, и она пришла просить за него, убеждать в невиновности».
— Вы ко мне? — спросил ее Вершинин.
— Да, к вам, Вячеслав Владимирович, — ответила женщина.
