Она мне что-то возражала, спорила, причем по ее виду и голосу можно было ожидать, что она в любой момент расплачется. Но в конце концов дошла со мной до калитки, и я ускользнул.
По дороге к дому (то есть к дому Уинроев) глаза под контактными линзами жгло, и день не казался уже ни солнечным, ни приятным.
Было слышно, как на кухне возится Руфь. Похоже, больше в доме никого. Я вошел в кухню, достал из буфета бутылку виски и надолго припал к горлышку. Поставил бутылку на место, обернулся.
Руфь смотрит во все глаза. Вынув руки из мойки, она, видимо, потянулась за полотенцем. Но так и не взяла его. Уставилась на меня с таким исказившимся лицом, словно ее ткнули ножиком; качнулась, уперлась костылем, сделала шаг. И сразу обвила руками, прижалась…
— К-карл, миленький! Что случилось?
— Ничего, — сказал я. — Просто в животе нехорошо.
С гримасой, изображающей улыбку, я отстранился. Легонько шлепнул ее по попе и только хотел сказать, даже начал уже: «А где?..» — как пришлось прикусить язык. Услышал, что по ступенькам крыльца своей решительной, начальственной походкой подымается Фэй. К тому времени, когда она открыла входную дверь, я был уже в коридоре.
Подмигнув, кивнул через плечо:
— Разжился вот глотком вашего виски, миссис Уинрой. В животе что-то вдруг нехорошо стало.
— Ну и правильно сделали, Карл. — Она тоже в ответ подмигнула. — В животе, говорите, нехорошо стало? И поделом! Ибо не фиг… с мусорами корешаться.
— Да уж, — усмехнулся я. — Спасибо за виски.
— Да не за что.
Я пошел по лестнице вверх. На середине марша резко развернулся.
Но, видно, недостаточно проворно — не успел застигнуть: она уже входила в обеденную залу. Но ее взгляд чуть не прожег мне спину, я это чувствовал, а когда вошел в комнату, понял, в чем причина такого ее интереса.
В чем, в чем… В спине моего пиджака! Там двумя мокрыми пятнами отпечатались ладони Руфи.
18
Фэй, конечно, актриса. Насчет этого Босс был прав. Не знаю уж, сколько игры было в ее поведении по сию пору, но, возможно, она лицедействовала все время. Большая была на это мастерица. С тех пор как она увидела мокрые отпечатки, прошла неделя, и, если бы я не знал, что она их видела, я бы и подумать не мог, будто что-то не так.
В тот вечер, в воскресенье, она зашла ко мне в комнату, и мы точили лясы битый час, но за все это время она себя ничем не выдала. Потом мы были вместе в среду — то есть в самом полном смысле
Она ждала. Чтобы все улеглось, чтобы я поверил, будто она ничего не видела. Хотела застать врасплох.
Ждала целую неделю, пока в следующее воскресенье вечером…
Я думал, в колледже хуже, чем в ту пятницу, быть не может, но было хуже. А может, это просто так казалось, потому что проблем стало много больше, а меня много меньше.
Тут и телеграмма, о которой мне поведала миссис Саммерс. И напряженность с Фэй. Да еще Руфь. И Кендал. Джейк…
Джейк приходил домой почти к каждой трапезе. А раза два он даже завтракал с Кендалом и мной. По-прежнему он здорово прикладывался к бутылке, но косеть стал вроде бы не так зверски.
Он становился словно все больше, а я все меньше. С каждым днем я хоть на чуточку, но убывал.
Я сказал, что он крепко припадал к бутылке. Но в этом я его далеко обошел. Каждый завтрак просто требовал, чтобы я его заклинил парой стопариков, и только после этого шел на занятия. Вечером перед работой обязательно надо было клюкнуть еще, да и перед сном…
В четверг я даже взял с собой бутылку в комнату и назюзюкался чуть не в хлам. До того, что собрался идти будить Кендала, чтобы сказать ему: не могу, дескать, больше, совсем разболелся. Хотел сказать, что принимаю его предложение, ну, то: поехать на его машине в Канаду; я чувствовал, что он если и станет ломаться, то только для проформы, потому что, когда у человека настолько все враздрай, использовать его смысла нет. Он разрешит мне свинтить, я намылюсь туда, а через несколько дней приедет кто-нибудь от Босса и…
Но до такой степени напиться я не сумел. Все ж таки это слишком легкий выход: кое-какая слабая надежда у меня еще теплилась.
Надо было по-прежнему ждать и надеяться и наблюдать за тем, как тает, тает то, что от меня еще остается.
То, как я заваливаюсь в пропасть, казалось просто невозможным. Это надо же, чтобы столь многое пошло наперекос за такое короткое время! Наверное, я слишком долго шел по краю, так что даже слабенького дуновения оказалось достаточно, чтобы я заскользил вниз.
И я скользил — с каким-то даже облегчением.
Н-да…
Неделю как-то прожили. Вновь наступило воскресенье, захотелось пойти в церковь, опять увидеть миссис Саммерс, но сделать это я заставить себя не смог. Стал думать
Почти весь день я провел в пекарне — не только свою смену, а целый день. В итоге я пробыл там дольше Кендала, а уж его пересидеть — это надо очень постараться.
В конце концов пробило десять вечера, причем уже часа два мне было нечего делать, и я только слонялся из угла в угол. Так что, когда Кендал предложил скручиваться, никаких возражений я выдумать не смог.
Я принял душ и переоделся. Домой пошли вместе.
Он сказал, что я делаю успехи.
— Если что, смогу дать о вас самый лучший отзыв, мистер Бигелоу, — сказал он.
— Классно, — сказал я.
— Как, кстати, ваши занятия? Ничего? А то, может, помочь чем-нибудь? Все ж таки мы не должны забывать, что здешняя ваша карьера носит сугубо вспомогательный характер. Если работа мешает учебе, то есть главной причине вашего пребывания здесь, тогда лучше уж…
— Я понимаю, — сказал я.
Мы распрощались, и я ушел к себе.
Проснулся через пару часов, когда в кровать забралась Фэй.
Сняла халатик и вся ко мне тесно прижалась — теплая, мягкая и ароматная.
Из-за портьеры пробивался слабенький лучик луны. Падал на подушку, давая возможность видеть ее глаза. В которых, как я ни пытался, прочесть не сумел ни зги. Что ж, это тоже кое о чем говорило.
Я знал, что она вот-вот с чем-то выступит.
— Карл, — сказала она. — Мне надо с тобой поговорить.
— Да?
— Насчет Джейка. Он… он собирается на время процесса сесть в тюрьму.
У меня внутри все сплющилось, будто я получил кулаком в под дых. Потом я издал смешок и говорю:
— Шутишь!
Она покатала головой по подушке.
— Чистая правда, зая. Если он, конечно, мне правду сказал. Это как — очень плохо?
