затмите.
Он смеялся, и мы вместе с ним.
Впрочем, мы не только развлекали друг друга. Для меня, к примеру, эти встречи были еще и очень поучительными. Популярный актер театра и кино много говорил о творческом призвании, о том, что успех в актерском деле невозможен без вдохновения, без того, чтобы не отдать себя творчеству целиком.
- Играть,- говорил Леонов,- значит безмерно тратиться, сжигать себя, оставлять на сцене частицу жизни.
Он не проводил параллелей и аналогий с хоккеем, но мы понимали, что и о хоккее речь шла тоже.
В субботу 13 мая кто-то из ребят увидел Леонова в вестибюле гостиницы с чемоданом.
- Вы что, уезжаете, Евгений Павлович?
- Да вот, пора, в Москве ждут,- со своей обычной, чуть застенчивой улыбкой ответил артист.
- А мы как же?
Наверное, на лицах хоккеистов было написано такое огорчение, что Леонов, потоптавшись минуту у дверей, махнул рукой и зашагал обратно к лифту. Он остался с нами до конца и по праву разделил со сборной радость победы.
Позавтракав, каждый молча вставал и спешил к дверям. Я понимал своих товарищей, потому что и сам испытывал желание побыстрее остаться одному, избежать лишних разговоров. Проглотил свою яичницу с ветчиной и тоже направился к себе в комнату. В коридоре меня догнал наш доктор. «Ты знаешь,- сказал он,-сегодня заболел Сережа Капустин. У него высокая температура».- «Играть не сможет?» Сапроненков с сомнением пожал плечами. Кажется, и сегодня спать ему не довелось: глаза у доктора запали, под ними образовались черные круги…»
…И без дневника я отчетливо помню все подробности этого дня. Он отпечатался в памяти фотографией, на которой видны даже самые мелкие детали. Такие дни в жизни, как подарок.
О том, что на лед не выйдет один из лучших игроков нашей команды Сергей Капустин, я старался не думать. Только констатировал этот факт: плохо, дескать, дело, и все. Что толку терзать себя перед матчем? Лучше совсем не вспоминать о хоккее. Даже на дневной раскатке (мы приехали на каток вчетвером-с Юрзиновым, Пашковым, Лебедевым) я все делал как бы машинально, не думая о том, что вечером этот гигантский зал, похожий на разрезанную пополам бочку, содрогнется от призывного клича пражских болельщиков и на этом вот льду нам предстоит бороться с хозяевами чемпионата за победу.
Перед обедом я пригласил Сашу Пашкова на прогулку. В Праге было прохладно. Белые церемониальные свечи прятались в кронах каштанов. Над Влтавой сдержанно пели дрозды. Я вдруг поймал себя на мысли, что и сейчас совсем не испытываю волнения.
Пообедав, я, по своему обыкновению, крепко уснул. Сон был глубоким и чистым, как у младенца. Через полтора часа я встал свежим и еще более спокойным. Чем ближе был матч, тем я чувствовал себя увереннее.
- Ну, мальчишки, у вас есть шанс доказать, что вы самые сильные в мире,- сказал Виктор Васильевич Тихонов на традиционной установке.- Надо сразу показать соперникам: мы вышли побеждать. У них дома, в присутствии их болельщиков, не смущаясь их чемпионского титула - побеждать!
Когда мы пошли к автобусу, чтобы ехать на матч, меня остановила женщина - администратор гостиницы.
- Владислав,- сказала она,-я всегда болею за вас, вы мой любимый хоккеист, но как мне быть сегодня?
- Болейте за своих,- улыбнулся я.
- Нет, я буду болеть и за своих, и за вас. Поздно вечером она подарит мне букет алых гвоздик. Мы вышли на лед, и я сразу увидел, что наши
соперники выведены из равновесия: по их бледным лицам, скованным движениям. Хозяев не взбодрило даже то, что в нашей команде болен Сергей Капустин. И хотя он (вот настоящий парень!) вышел на площадку, чтобы поддержать нас, соперники, конечно же, знали о том, что у Сергея высокая температура.
Наши нападающие с первых же секунд обрушились на ворота хозяев. Мотор команды заработал на самых высоких оборотах. Это была единственно верная тактика.
- Запереть соперника в зоне, заставить ошибаться вратаря, сбить с толку защитников,- твердили на скамейке тренеры.- А главное - покажите характер. Вы должны сыграть свой лучший матч.
О том, какой прекрасный гол забил Балдерис, я уже вспоминал. Затем Петров увеличил счет. Мы были в меньшинстве, когда Володя, перехватив шайбу в средней зоне, прошел с ней вперед и пробросил направо- Михайлову. Что сделал бы на месте нашего капитана любой другой хоккеист? Он почти наверняка прижал бы шайбу к борту, ведь главное при игре в меньшинстве- выиграть время. А Борис рукой остановил летящую шайбу и, увидев, что вратарь Холечек вышел на него, адресовал пас Петрову. Гол!
Умение сыграть нестандартно всегда отличало хоккеистов нашего ведущего звена, и вот вам, пожалуйста, еще один пример. Ребятам порой приходилось очень трудно: у них не всегда ладилась игра, мешали травмы, да и соперники против нашей ударной тройки действовали с двойным усердием. Но и теперь ветераны не подвели, они забили больше всего шайб соперникам.
На последней минуте второго периода, когда чехословацкие хоккеисты играли в меньшинстве, к моим воротам по правому краю прорвался Мартинец. Удивительно, но я успел загадать: выиграю этот поединок, значит, мы- чемпионы. А Мартинец летит прямо на ворота, и шайба как привязанная на конце его крюка. Тут уж надо было держаться, стоять до последнего. Я чуть выкатился и отразил шайбу, но в следующее мгновение Мартинец наткнулся на меня, сбил с ног, сразу образовалась куча мала… А где шайба? Вот она, миленькая, лежит в двадцати сантиметрах от линии ворот.
Соперники на всякий случай всей командой высыпали на лед, начали обниматься, но гола-то ведь нет. «Ноу,- кричу я судье Пирсу.- Ноу!» А он и сам видит, что гола не было.
В третьем периоде Владимир Голиков увеличил счет, а через две минуты капитан сборной ЧССР Иван Глинка «раскупорил» мои ворота, и этот успех придал хозяевам новые силы. Что тут началось! Нам нужно было выстоять в течение десяти минут. Десять минут… Какими длинными могут они казаться!
Незадолго до конца, когда чехословацкие хоккеисты предприняли последний яростный штурм и судьба золотых наград висела на волоске, у нас почти не осталось игроков. С тяжелой травмой покинул каток Мальцев. Шайба едва не высадила глаз Лутченко, и он тоже выбыл из строя. Сердечный приступ свалил здесь же, на скамейке, Васильева… Доктор метался от одного к другому. Билялетдинов получил двухминутный штраф. Кому же играть? А соперники давят…
Я никогда не смотрю на табло во время матча, не считаю оставшегося времени. А тут, каюсь, не выдержал, поднял голову-оставалось продержаться пятнадцать секунд. Пятнадцать секунд, и все - мы чемпионы. Только пятнадцать… Это были самые длинные секунды в моей жизни. Я считал про себя: «…Три, две, одна». А когда прозвучала сирена, я на мгновение «выключился» - клюшку разнес о лед вдребезги. Я что-то кричал, и мне что-то кричали, а на скамейке, не стыдясь, плакал Тихонов.
Мы выстояли. Мы - чемпионы!
Мне казалось, что лед пылает под ногами.
Мы ехали на автобусе по вечерней притихшей Праге и во весь голос распевали «Катюшу». Еще никогда такого не было, чтобы мы хором пели песни. Мы ощущали какой-то особый душевный подъем, особую слитность и силу. Если бы сейчас снова надо было выйти на лед против любой самой сильной команды мира, мы вышли и победили бы ее. Для нас не существовало преград.
…Вот и все. Мы можем смело смотреть в глаза болельщикам. Позади волнующая церемония награждения и праздничный ужин, во время которого каждый хоккеист сделал по глотку шампанского из серебряных Кубков, врученных команде за победу в первенстве мира и Европы. Все. Ты можешь спать спокойно, вратарь.
