Поэтому собственники, особенно видя дряхлость Ельцина, повысили ставку. Они захотели не только собственности, но и власти. В результате — как символы удовлетворения этого желания — Чубайс возглавил президентскую администрацию, а Потанин стал первым вице-премьером правительства. Более конкретные дела решались на уровне залоговых аукционов.
Однако рутинное управление государством (власть) — это не то же самое, что рутинное управление собственностью. Оказалось, что это наука и профессия.
Как науку это управление нужно было знать, а как профессию — повседневно справлять. Как за профессию за власть мало платили, к тому же чиновничий аппарат был слишком вязок и специфичен для собственников, привыкших получать много и быстро (чиновник же клюет по зернышку), принимать решения и добиваться их исполнения стремительно — без всяких там парламентов, прокуратур и счетных палат.
544
И чиновник в конце концов вновь победил собственника, хоть и питался с руки последнего. Победил во всем, кроме влияния на президента и его семью.
К тому же власть всё равно оставалась крупнейшим собственником, только на порядки менее эффективным, чем собственник частный. И поэтому была по-прежнему привлекательной для собственника.
Но не прямо, ибо собственник понял, что он умеет управлять предприятиями и людьми на них, но не народом. Кроме как посредством СМИ — это владельцы СМИ и, напротив, те, кто СМИ не владел, поняли хорошо.
Однако тут вновь — вот проклятая демократия! — замаячили на горизонте выборы.
Власть в целом (бюрократия) выборов не боялась, ибо она, бюрократия, бессмертна. А вот конкретные носители власти, особенно верховной, опять заволновались, ибо дело, как было принято говорить в СССР, запахло керосином.
Собственникам вновь пришлось мобилизоваться, ибо они прекрасно понимали, что новая власть в случае чего с такой же легкостью отберет собственность, как когда-то ее раздавала.
Поэтому все вели себя по-разному. Народ — спокойно ждал выборов. Ельцин — искал всего лишь одного человека, который бы не перечеркнул его, Ельцина, как физическую и политическую фигуру
А собственники вели себя и более активно, и более разнообразно. Тем более что в их среде по определению царила конкуренция.
Чубайс, например, памятуя, что государство — всё равно самый крупный собственник, решил перебраться в РАО «ЕЭС России», где собственность просто помножена на власть.
Другие собственники стали создавать партии и предвыборные движения, подбирая кандидатов в президенты. Ибо знали уже, что формально должна все-таки быть наверху какая-то политическая, публичная фигура.
Но, поскольку из партий, к тому же не существующих в реальности, каши не сваришь, политическое размежевание (в смысле мы за Юрь-Михалыча, а мы — за Владим-Владимыча) прошло не по линии партий, идеологий и даже личных симпатий, а по линии двух самых мощных реальных механизмов побуждения к голосованию — вокруг партии НТВ и партии ОРТ.
545
На НТВ и ОРТ, как на шампуры, нанизались и партии, и политики, и губернаторы (машинисты местных голосовательных машин), и журналисты.
Партия НТВ, Гусинский были более консервативны. Они выбрали Примакова, человека, с которым находились в прямой идеологической конфронтации, например по оценке акции НАТО против Югославии. Но за Примаковым маячил Лужков, а это уже лучше.
Березовский, как всегда, был радикальнее. К Примакову и Лужкову он испытывал классовое недоверие, чувствовал в них что-то оппортунистическое. Да и не любили они его, хотя Гусинского почему-то любили. Душа политика — потемки.
Березовский (точнее — его партия) искали дольше, но зато лучше. Нашли — Путина. Что немаловажно — он подходил и по критериям лояльности Ельцину лично (лично — подчеркнем это).
Времени оставалось мало, а потому кандидат должен был стать еще и героем. В чем проявить героизм? В борьбе с коррупцией или в борьбе с мятежной и изрядно всем надоевшей Чечней.
Коррупцию в России за три месяца не победишь, да и не олигаршье это дело (а обе партии сплошь олигархические). А вот Чечню — можно.
Говорят, что Березовский и партия ОРТ боролись не за конституционный порядок в Чечне, а за Путина как своего кандидата.
Во многом это справедливо. Как и то, что и партия НТВ, и Гусинский в этом же смысле боролись не за права мирных чеченцев, а против кандидата Путина и за кандидатов Примакова и Лужкова.
Отдельно взятые мелкие политики и крупные журналисты могли быть сколь угодно искренними, но результирующая линия оказывалась именно такой.
То есть действительно решался вопрос власти в стране и как естественное его для сегодняшней России продолжение — вопрос собственности. Другое дело, что попутно одна из партий победно решила и проблему Чечни. Так как эта проблема для избирателей страны оказалась даже более существенной, чем вопрос собственности для собственников, победили те, кто понял, что нужно народу, а не только им самим.
Так Путин стал президентом. <...>
13 сентября 2000 г.
546
Кажется, в начале весны в одной публичной дискуссии мне задали вопрос: что для меня будет знаком наступления реальной, а не мифической угрозы свободе слова и свободе СМИ в России?
В присутствии Евгения Киселева (он также участвовал в той дискуссии) я сказал: в нынешних условиях России таким знаком для меня будут, если они возникнут, реальные ограничения свободы деятельности НТВ.
Естественно, имелась в виду деятельность НТВ как профессиональной журналистской корпорации, как телеканала, а не как бизнес-группы, субъекта экономической деятельности.
Никакого давления на «Медиа-Мост» тогда еще (по крайней мере, открыто) не было, а НТВ как точку отсчета я взял просто потому, что из всех известных и значимых СМИ именно НТВ занимало наиболее жесткую (на мой взгляд, необъективно жесткую) позицию критики действий федеральной власти в Чечне или даже позицию отрицания правомерности этих действий.
Позже последовала нелепо проведенная, но демонстративно силовая акция против ряда нежурналистских структур «Медиа-Моста».
Те, кто оправдывал эту акцию, утверждали, что она носит чисто «экономический» характер или просто связана с «незаконной деятельностью» службы безопасности медиахолдинга.
Те, кто эту акцию яростно обличал (причем не только ее форму, но и суть), доказывали, что она была направлена исключительно на запугивание СМИ, входящих в холдинг, дабы заставить их изменить свою профессиональную линию и тем самым ограничить свободу, по крайней мере, этих СМИ.
Была еще версия «наезда конкурентов» по медиабизнесу (кажется, даже Березовского) на холдинг с целью прибрать «процветающую медиаимперию Гусинского», особенно НТВ, к рукам.
Я же сразу тогда заявил, что это и не «экономика» (отдай долги), и не происки конкурентов, и не атака на свободные СМИ, хотя внешне всё это вроде бы присутствовало, а исключительно политическая акция — эпизод политической войны по вытеснению лидера «партии
547
НТВ» Владимира Гусинского из руководства этой партии, война на разрушение таким образом олигополии «Медиа-Мост» как самостоятельного и мощного игрока на политическом поле России.
И в этом смысле силовая акция против нежурналистских структур «Медиа-Моста» являлась демонстрацией другим олигополиям (или тем, кого Кремль таковыми считает), что будет с ними, если они не «самоликвидируются» или, по крайней мере, не перейдут на лояльные государству позиции.
Моя трактовка не только обидела, но, кажется, даже оскорбила лидеров «партии НТВ», являющихся
