на что прилично одеться или даже накормить семью, не до моральных принципов.
Это не означает, что поведение всех журналистов и всегда было сугубо аморальным. Но разного рода этические кодексы, хартии и воззвания, принимавшиеся пачками в 90-е годы в разных редакциях и в целом корпорацией, у знающего человека конечно же ничего кроме саркастической улыбки вызвать не могли. Хотя и они, эти кодексы и хартии, тоже были нужны. Как теоретическая фиксация некоего морального уровня, опускаться ниже которого нельзя, или, по крайней мере, ради понимания того, что не стоит своей аморальностью бахвалиться.
Закончу на этом. А в следующий раз поговорим о реальных знаниях и журналистике. Обладание ими, кстати, помогает если и не решать многие проблемы, в том числе и моральные, то хотя бы избегать столкновения с некоторыми из них.
189
К довольно многочисленным определениям журналистики, уже данным мною, я бы добавил еще
одно:
ЖУРНАЛИСТИКА ЕСТЬ ПРОСВЕЩЕННЫЙ ДИЛЕТАНТИЗМ.
Это очень важное и для понимания этой профессии, и для овладения ею определение. Оно, кстати, имеет и несколько иной вид в известном утверждении, что журналист знает понемногу обо всем, не обладая фундаментальными знаниями ни о чем.
В формуле просвещенный дилетантизм главное слово просвещенный, ибо дилетантизм есть просто констатация реальности, медицинский факт, как любят выражаться сейчас. Просвещенность журналистского дилетантизма состоит в том, что, во-первых, это все-таки дилетантизм не поверхностный, не верхоглядский; он основан более на знании, пусть и ограниченном, чем на незнании; во-вторых, хороший журналист ощущает, более того - осознает ограниченность своего знания (следовательно, и ограниченность своего анализа); в-третьих, журналистская просвещенность состоит в действиях, направленных на преодоление своего дилетантизма для себя лично и для аудитории. Первое выражается в постоянном, хоть и бессистемном самообразовании (в том числе и через собственно журналистику), второе — в том, что всякий раз, когда собственных знаний журналисту для капитальной и объективной оценки реальности не хватает, он ради интересов аудитории обращается к настоящим специалистам, к экспертам, к носителям знания фундаментального, академического, или хотя бы оперативного, технологического.
190
ЖУРНАЛИСТ, НЕ ОБРАЩАЮЩИЙСЯ К РЕАЛЬНОМУ ЗНАНИЮ, ОПАСЕН КАК ОБЩЕСТВЕННЫЙ ТИП. ОН НЕ ТОЛЬКО АСОЦИАЛЕН, НО ЧАСТО И АНТИСОЦИАЛЕН.
Напомню, что, с одной стороны, журналист наделен привилегией быть голосом общества, с другой — он воздействует на это общество. И в том, и в другом случае НЕВЕЖЕСТВО журналистов воздействует и на верхи, и на низы общества — именно потому, что журналист априори носит звание образованного и культурного человека. Во что, конечно, трудно поверить, когда порой слышишь, какой абсолютно антинаучный бред несут аудитории по каналам СМИ, то есть с помощью журналистов, всякого рода прорицатели, астрологи, знахари и обычные невежды, увенчанные известностью телезвезд. Да и сами журналисты нередко приобщаются в своем псевдоанализе к когорте этих любимцев СМИ. Еще в начале
XX века, анализируя наступление такого воинствующего невежества (а ведь тогда СМИ еще не были так всеохватны), блестящий Ортега-и-Гассет писал:
«Оторопь берет, когда люди вполне культурные трактуют злободневную тему. Словно заскорузлые крестьянские пальцы вылавливают со стола иголку. К политическим и социальным вопросам они приступают с таким набором допотопных понятий, какой годился в дело двести лет назад для преодоления трудностей в двести раз легче».
Какими реальными знаниями должен обладать журналист (при самокритичной оценке их уровня) в объемах больших, чем знания его аудитории?
В первую очередь, это, конечно, не профессиональные навыки, с помощью которых можно нести в массовую аудиторию как благо (знание и нравственные ориентиры), так и зло (невежество и аморализм). Профессиональные навыки — не более чем инструмент.
Журналист прежде всего должен превосходить аудиторию в академическом знании. Ибо он есть сегодня, как я уже говорил, и элемент системы просвещения, идущего по каналам СМИ.
Первое, что здесь надо отметить, это родной язык. К сожалению, явно ухудшаемый, упрощаемый и вульгаризируемый се-
191
годня именно посредством СМИ. Безусловно, к сегодняшней языковой практике очень многих (думаю, большинства) журналистов, большинства героев СМИ, диктующих всяческую, в том числе и языковую, моду массам, можно отнести характеристику, данную тем же Ортегой-и-Гассетом разговорному языку времен заката Римской империи, так называемой «вульгарной латыни». Ортега пишет, что можно только ужаснуться «немыслимому упрощению грамматики по сравнению с классической латынью. Сочная индоевропейская сложность, которую сохранял язык верхов, была вытеснена плебейским говором, упрощенным и легким, но при этом, или скорее поэтому, грубо механическим, как рабочий инструмент, с невнятной и приблизительной грамматикой — наугад и невпопад, как у детей. В общем, младенческий язык, детский лепет, неспособный ни гранить мысли, ни расцвечивать чувства. Язык, лишенный светотени, лишенный яркости и душевного жара, убогий язык, бредущий на ощупь».
Порча языка системой сегодняшних СМИ — отдельная и большая проблема, лично меня поражающая стремительностью своего обострения. По-моему, мы здесь просто приближаемся к языковой катастрофе. Тому, увы, есть и объективные причины.
Во-первых, язык нынешних СМИ — это по преимуществу язык устный, то есть по определению менее литературный, чем язык письменный.
Во-вторых, это конечно же следствие нашествия неофитов, непрофессионалов, профанов и графоманов, шагнувших в журналистику в годы гласности и демократии.
В-третьих, это следствие собственно демократии, на первом своем этапе всегда отрицающей всякий аристократизм, в том числе и лингвистический, и заимствующей из языка культурной элиты лишь отдельные «модные» слова. Именно СМИ, то есть журналисты, внедрили в современный русский язык практически всю уголовную лексику и даже грамматику: ведь сами бандиты все-таки редко выступают по телевизору. Впрочем, не только лексику, но и уголовную «культуру» поведения.
Из элитного лексикона современные русские журналисты, не умеющие ни творить родной язык, ни даже переводить на него с иностранного, ввели в нашу речь, в том числе и письменную, лишь многочисленные англицизмы.
192
В современной России сложилось самое превратное представление, в том числе — с помощью СМИ, о самом понятии «элита». Элитой у нас в СМИ называют сегодня исключительно (или чаще всего) просто самых известных людей, к которым в первую очередь относятся, естественно, звезды массовой культуры.
Я своими ушами и многократно слышал, как тележурналисты, общаясь с самой разнузданной попсой в телеэфире, не только называли их людьми светскими (что в данном случае, видимо, подразумевает участие в так называемых тусовках), но и пытались обсуждать с ними «светскую жизнь».
С одной стороны, вроде бы и понятно, что даже в сегодняшнем обществе настоящий свет таких личностей в свой круг не допускает. Но ведь, с другой стороны, массовой аудитории, в свете никогда не бывавшей, но верящей СМИ, представляется, что свет действительно таков. И она начинает подражать тому, что принято в этом «свете».
Всё больше и больше приживается в языке нашей журналистики выражение «имеет место быть». Запущенный когда-то (в советское время) высокообразованными интеллигентами иронический оборот, пародирующий бюрократически-простолюдинную фразеологию, от частоты употребления показался профанам-журналистам утонченным (светским) языковым оборотом — и употребляется теперь без всякой иронии в их авторской речи. И таких примеров множество.
Между тем в России немало высокообразованных и грамотно говорящих и пишущих журналистов и иных людей, выступающих в СМИ, но преобладают — невежественные эксплуататоры языкового богатства, не
