большинство общенациональных СМИ. Что означает только одно: политическая элита России с помощью СМИ, журналистов сделала выбор за избирателей, за народ, за массы.
Как к этому относиться — другой вопрос. Если исходить из теории многократно мною цитировавшегося и горячо почитаемого Ортеги-и-Гассета, всё было сделано правильно. Если встать на иную позицию, ответ будет противоположным. Но только об объективности СМИ, журналистов в целом и почти каждого из них в отдельности говорить не приходится.
К чему политически равнодушны сегодня журналисты в нашей стране? К выборам (президентским, парламентским, губернаторским, местным)? Нет. К назначениям и отставкам в прави-
239
тельстве? Нет. К выбору Россией союзников во внешнем мире? Нет. К чеченской войне? Нет. К ходу и содержанию экономических и политических реформ? Конечно же нет. Одно это вот уже 15 лет раскалывает (причем каждый раз по-новому) наш журналистский корпус.
Журналист не может быть объективен не только во время революции или внешней войны. Он не может быть объективен никогда. В частности, потому, что значительная часть журналистов, во всяком случае большинство редакторов самых значимых СМИ, входят в правящий класс.
Вопрос лишь в том, осознает ли журналист свою необъективность, скрывает ли он ее от аудитории, ограничивает ли ее разумными рамками и — главное — сверяет ли он свою собственную необъективность с общественными интересами или лишь с тем, что значимо только для него: деньги, слава, приказ хозяина или руководителя СМИ, уверенность в собственной правоте при трактовке интересов общества.
Я бы даже сказал, что журналист не может быть объективен и в межвыборные периоды, ибо таковых, строго говоря, не бывает. Проходят парламентские выборы — приходят президентские. Минуют эти — наступают губернаторские. Затем местные. Нет правительственного кризиса, но есть парламентский. Нет парламентского — есть кризис экономический или политический в регионе, где живет и работает журналист, где выходит его СМИ.
Два года шла первая чеченская кампания. Меньше — военная часть второй, но проблема Чечни остается как политическая и будет таковой еще не один год. Реформы продолжаются — и конца им не видно. И так далее.
Когда в общих словах говорят о журналистике, имеют в виду, как правило, группу самых известных московских журналистов. И действительно, отойдя от общефедеральных выборов (думских или президентских) они вроде бы (хотя часто только внешне) успокаиваются, деангажируются на два-три года. Но журналистика в целом как институт, как система, как четвертая власть — это не десять, не сто и даже не тысяча московских журналистов, хотя они, конечно, задают тон. Это — сотни тысяч журналистов по всей стране. Это — сотни владельцев СМИ. Безуслов-
240
но, плюрализм собственности на СМИ, партийный плюрализм, наконец, человеческий плюрализм мнений в условиях демократии гасит значительную долю индивидуальной необъективности, балансирует систему, сдвигает ее к некоему центру, который можно считать приближением к вектору сложения интересов разных общественных сил, групп, субъектов политики от местного до федерального уровня.
Можно ли на основе этого сказать, что всякий журналист субъективен, а журналистика в целом
— объективна? Как бы хотелось ответить утвердительно. Да еще и зафиксировать это в виде очередной, даже золотой, максимы. Но ответ будет отрицательным.
И причин тому, по крайней мере, четыре.
Первая. Журналисты — носители политической профессии. Политика не может быть объективной.
Вторая. Значительная часть журналистов, но особенно главных редакторов, как я уже отмечал, входит в правящий класс.
Третья. Журналистика как профессиональная корпорация и как СМИ — всеохватывающая система, постоянно оказывающая влияние на аудиторию. Но воспринимается аудиторией журналистский продукт не как масса всего того, что СМИ создают за какой-то отрезок времени, а вполне дискретно. Каждый обычный человек читает одну, в лучшем случае две газеты. Смотрит в основном один-два телеканала. И читает газеты, и смотрит телепередачи (политические) не насквозь, не от корки до корки, а две-три статьи, три- четыре передачи.
СУММАРНАЯ ОБЪЕКТИВНОСТЬ ЖУРНАЛИСТИКИ - КАК ШАР СО МНОЖЕСТВОМ ШИПОВ, КАК ЁЖ. ВОЗЬМЕШЬ В ЛАДОНИ ЦЕЛИКОМ И АККУРАТНО - ВСЁ БУДЕТ НОРМАЛЬНО, МОЖНО ДАЖЕ ПОВОРАЧИВАТЬ И РАССМАТРИВАТЬ, ДИВЯСЬ ТОМУ, СКОЛЬ ИЗЯЩНО ОСТРЫ ЭТИ ШИПЫ. НО ТКНЕШЬ В ЭТОТ ШАР, В ЭТОГО ЕЖА ПАЛЬЦЕМ -УКОЛЕШЬСЯ, С КАКОЙ БЫ СТОРОНЫ К НЕМУ НЕ ПРИКОСНУЛСЯ.
Четвертая причина. Иногда шар выпускает особо острые и длинные шипы, нацеленные в одну сторону, и сам колет ими аудиторию. Вся корпорация работает целенаправленно тенденциозно и как единое целое. В преддверии президентских выборов 1996 года именно это и происходило. На несколько месяцев шар превратился в стрелу, заточенную сугубо антикоммунисти-
241
чески. Аналогичным образом в предвыборно думскую кампанию 2003 года ТВ раскручивало блок «Родина» за счет умаления образа КПРФ. Мы уже увидели
ДУАЛИЗМ ПОЛОЖЕНИЯ ЖУРНАЛИСТА: ОН СУБЪЕКТ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА, В МЕНЬШЕЙ МЕРЕ, КОНЕЧНО, ЧЕМ СОБСТВЕННО ПОЛИТИКИ, НО ТЕМ НЕ МЕНЕЕ. НО ОН И ОБЪЕКТ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА, УПРАВЛЯЮЩЕГО ЖУРНАЛИСТОМ КАК СУЩЕСТВОМ, ЦЕЛИКОМ И ПОЛНОСТЬЮ ОТ ПОЛИТИКИ ЗАВИСЯЩЕМ. ДАЖЕ В БОЛЬШЕЙ СТЕПЕНИ, ЧЕМ ПРОСТО ЧЕЛОВЕК. ИБО ЖУРНАЛИСТ - НОСИТЕЛЬ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПРОФЕССИИ, СУЩЕСТВЕННО РАЗНОЙ В РАЗ-
Как объект политики, журналист зажигается от известия о правительственном кризисе, голосует за того или иного кандидата на выборах, записывает доверенную «только ему» высоким чиновником информацию, вычеркивает из своего текста то, что не согласуется с мнением главного редактора СМИ или интересами владельца этого СМИ. Одновременно как субъект политического процесса он выступает в своем издании за отставку премьер-министра или против нее; уделяет в своих текстах больше внимания положительным сторонам кандидата, которому симпатизирует; оглашает от своего имени доверительную информацию, так или иначе ее интерпретируя; микширует либо, напротив, педалирует в своих текстах то, что требует главный редактор или интересы владельца СМИ. Наконец, может быть, главное в политической субъектности журналиста: аудитория, население, электорат (в состав которых сам журналист входит — как потребитель информации и комментариев других СМИ, как обыватель, как избиратель) воспринимают мир в целом и действия власти и всех других субъектов политики глазами журналистов.
А поскольку аудитория больше верит известным журналистам, журналистам с громким именем, то и получается, что
БОЛЕЕ АВТОРИТЕТНЫЙ, БОЛЕЕ ВЛИЯТЕЛЬНЫЙ, БОЛЕЕ ИЗВЕСТНЫЙ, БОЛЕЕ УБЕДИТЕЛЬНЫЙ ЖУРНАЛИСТ ВСЕГДА И ОБЪЕКТИВНО ОБЛАДАЕТ БОЛЬШЕЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СУБЪЕКТНО-СТЬЮ И, КАК
242
Необъективность мелкой сошки просто не замечается, игнорируется аудиторией. Правда, как общий контекст эта малозаметная, но многократно повторенная тысячами мелких сошек необъективность конечно же воздействует на аудиторию.
Даже когда СМИ являются чьим-либо рупором (власти, собственника, политической партии), журналисты этих СМИ в сознании и подсознании большей части аудитории говорят как бы (воспользуюсь испорченным, к сожалению, ныне оборотом) от себя, как бы сами, порой на глазах изумленной публики рождая оригинальную мысль. На самом же деле (еще один подпорченный оборот) они часто в точности, до интонации повторяют то, что сказал журналисту кто-то. Я много раз, зная, естественно, лично и журналиста, и того, кто за ним стоит, наблюдал это воочию.
Как правило,
А что же в том случае, когда оба института — в смысле профессионализма — хороши, или оба плохи,
