— Дамбу! — требовательно крикнул, обернувшись к легатам, проконсул, будто гневаясь на них за промедление.
Офицеры поспешно подбежали к нему, не зная, что им делать дальше. Они могли бы заподозрить полководца в безумии, если бы не их безграничная вера в него.
— Мост! Мост из кораблей! Скорее! — зло выкрикнул Сципион, и его прошиб пот, потому как в этом интенсивном сгустке эмоций он вдруг понял, что выход найден, и разрешившееся волнение хлынуло наружу даже через кожу.
Публий тут же забыл все страсти, бурлившие в нем несколько часов, и спокойно, обстоятельно принялся объяснять свой замысел исполнителям, иногда уточняя детали у начальника инженерной службы.
Вскоре закипела работа. Военные корабли были укрыты в глубине бухты, а перед ними стали возводить барьер из грузовых судов. От одного берега залива до другого протянулось зыбкое заграждение, выстроенное из четырех рядов стоящих вплотную корабельных корпусов. Для придания прочности всей конструкции между соседними судами с борта на борт были перекинуты мачты и реи, закрепленные с помощью канатов, а сверху устроен дощатый настил. Строительный материал ввиду жестких временных ограничений приходилось добывать на месте и для этого разобрали несколько наиболее старых посудин.
К концу дня подоспело войско из Тунета, и прибывшие солдаты тут же включились в дело. Над заливом стоял стук топоров, молотков, треск дерева, выкрики команд и общий гомон тысяч возбужденных людей. Сципион сам руководил работами и, казалось, одновременно находился в разных местах, сразу успевая всюду, будто летучий Меркурий снабдил его волшебными сапогами. Публий мгновенно разбирал конфликты, вспыхивавшие в пылу делового азарта, подсказывал решения при неожиданных затруднениях и своим неистовым темпераментом вдохновлял людей. «Веселее, друзья! — задорно призывал он. — Вот она, бездонная мудрость Дельфийского оракула, годная на все времена! Нас, в отличие от афинян, действительно в прямом смысле спасут деревянные стены!» И тут же он перебивал сам себя, обращаясь к плотнику, забивающему клин: «Эй, злее колоти по этому «пунийцу»!» Солдаты хохотали такому уподоблению работы битве, где каждый взмах молотком — выпад против врага, и с новой энергией долбили по «пунийцам», поворачивались к проконсулу в ожидании похвалы, но того уже не было видно, зато в сотне шагов поодаль раздавался внезапный взрыв смеха. И весь этот шум болью и страхом отзывался в душах жителей Утики, высыпавших на стены и следящих широко открытыми глазами за необычайной деятельностью врагов.
Настала ночь, но римляне, осветив залив тысячью факелов, продолжали работу. Сотни больших и малых кораблей, в самом деле, составили мощную «деревянную стену», которую легионеры теперь готовили для отражения штурма. На настил устанавливались метательные машины, всяческие приспособления с крюками и ковшами, возводились навесы для защиты солдат, заготавливались камни, стрелы и дротики.
А карфагеняне, узнав на пути к Утике, что в римский лагерь уже прибыл Сципион, смутились и не рискнули сразу напасть на противника. Они украдкой проскользили мимо осажденного города и заночевали на рейде возле небольшого союзного поселения на другом краю залива. Лишь утром при ярко-желтом свете летнего африканского дня пунийский флот выполз из-под прикрытия на чистую воду и, осторожно приблизившись к Утике, выстроился в боевую линию, вызывая соперника на неравный бой.
Простояв в угрожающей позиции, пока римляне не завершили все работы, карфагеняне наконец смекнули, какого рода встречу им приготовил враг и, помедлив еще некоторое время в замешательстве, пошли в атаку на внезапно возникшее среди морских волн укрепление.
Около тысячи римских воинов заняли оборонительные позиции на своей стене и обрушили на пунийцев шквал метательных снарядов. Карфагеняне предприняли попытку ответить аналогичным образом, но без особого успеха. Грузовые суда, составляющие заграждение, имели более высокие борта, чем военные корабли, поэтому римляне, обстреливая противника сверху, наносили ему значительно больший ущерб. Карфагенские квинкверемы, безрезультатно побултыхавшись около стены, отпрянули назад. Поманеврировав некоторое время на безопасном расстоянии, они снова двинулись вперед. Пунийские стрелки на этот раз расположились на палубе гораздо рациональнее и тщательно укрывались за щитами. Но тут из-под настила через специально оставленные промежутки между конструкциями защитного сооружения выскользнули десятки небольших сторожевых судов и, пользуясь внезапностью, обломали весла многим квинкверемам. Таким образом, и вторая атака была сорвана. В римском стане нарастало воодушевление, а карфагенян все сильнее разбирало зло, поскольку нестандартный характер сражения не позволял им использовать свои преимущества. Однако роль наступающей стороны вдохновляла их на все новые дерзания, и в третий раз они устремились на штурм укрепления слаженным боевым порядком. Сторожевые суда в такой ситуации оказались бессильными против организованного вражеского строя и, понеся урон, были вынуждены поспешно юркнуть обратно в отведенные для них лазейки. Но, врезавшись в стену, карфагеняне опять вступили в перестрелку при неблагоприятных для них условиях. Гибли десятки пунийских воинов, кричали сотни раненых, трещали, проламываясь, палубы квинкверем, а римляне отделывались обильным трудовым потом, и только. А в один из моментов легионеры едва не захватили вражеский корабль, прямо с настила пойдя на абордаж. Карфагенянам пришлось отступить в очередной раз. Обнаружив преимущество римлян в живой силе, они в дальнейшем более не рисковали приближаться вплотную к их стене.
День уже перевалил через свой экватор, а пунийцы по-прежнему безуспешно бились о неприступную преграду. Им не удалось ни протаранить ее, ни захватить с помощью десанта, ни особенно потревожить защитников усилиями метателей. Будь в их положении нумидийцы или галлы, они давно пали бы духом и ни с чем вернулись бы в свой город, но карфагеняне, бесконечно разнообразя тактику, вновь и вновь бросались в бой. В этот черный год пунийцы терпели одну неудачу за другой, и если бы их еще и сегодня постигло столь нелепое поражение, то дух народа оказался бы окончательно сломленным. Но ныне Карфаген, являвшийся испокон веков мореходной державой, вручил судьбу предмету своей извечной гордости — флоту. Разгром в морских битвах первой войны с Римом изгладился из памяти нынешнего поколения пунийских моряков, и в них возобладала уверенность в себе, воспитанная столетиями господства в западном Средиземноморье, поэтому теперь они всеми силами, причем, со знанием дела стремились оправдать надежды сограждан.
Римляне не уступали им в упорстве и в свою очередь попытались перейти в контрнаступление. Механическими лапами и баграми они стали захватывать вражеские корабли и подтаскивать их к стене, чтобы овладеть ими штурмом. Однако, отталкиваясь ударами двух сотен весел, квинкверемы дали задний ход и вырвались на свободную воду, при этом в нескольких местах им даже удалось выдернуть из наспех скрепленного оборонительного сооружения отдельные конструкции. Обнаружив в этом эпизоде, что сила хода военных кораблей превышает прочность связей римской стены, карфагеняне уже сами принялись забрасывать привязанные на цепях захваты на элементы заграждения и растаскивать составляющие его грузовые суда. Постепенно римляне приноровились к такому способу действий противника и отстояли свое укрепление. Однако в результате многочасовых усилий пунийцы смогли разорить большую часть первого защитного ряда из четырех, составляющих сооружение. Добыв таким путем около шестидесяти посудин, карфагеняне, не сумев ни уничтожить римский военный флот, ни прорвать осаду Утики, все же получили некоторое моральное удовлетворение от своих трудов и благовидный предлог, чтобы без позора удалиться восвояси.
С патетическим надрывом играя роль победителей, они возвратились в Карфаген, таща на буксире связку широких купеческих кораблей. Перед плебсом дело тотчас же было представлено так, будто цель грандиозного морского похода состояла как раз в захвате части торговых судов римлян. Народ несколько дней шумно праздновал успех, в то время как военачальники, окончательно убедившись в своей неспособности что-либо противопоставить могущественному врагу, тайно послали гонцов в Италию к Ганнибалу и Магону, призывая их презреть завоевания и спешно возвращаться в Африку спасать Отечество. Для прикрытия этой затеи, карфагеняне решили завязать с римлянами переговоры о мире.
Сципион же, после отражения нападения вражеского флота, распорядился частично сохранить стену через залив, только корабли постепенно заменить в ней стационарными конструкциями. Проведя еще несколько дней в лагере под Утикой в ожидании, когда окончательно стабилизируется положение,
