элементам престижа, что и аркадяне, и дорийцы после включения их в союз с гордостью именовали себя ахейцами. Дабы коренное население этого государства не затерялось в массе новых граждан, было принято, чтобы голосование в народном собрании проходило по городам без учета их многолюдства и значения. Поэтому и мелкие ахейские полисы, и крупные дорийские или аркадские имели равную власть в союзе, что позволило ахейцам называть свое государственное устройство самым справедливым в мире. Однако более образованные и изощренные в политике инородцы со временем все же выдвинулись на первые роли в федерации, внедрили в нее собственные ценности и тем самым исказили ее суть. С ростом ахейского союза народные собрания становились все менее народными, поскольку простым людям из отдаленных краев было сложно в материальном плане несколько раз в год покидать свои хозяйства для участия в политической жизни союза, и позволить себе такую роскошь могли лишь представители зажиточных слоев населения. Нерегулярность занятий государственными вопросами широких гражданских масс привела к их недостаточной политической осведомленности, чем и воспользовались доминирующие классы. Завладев монополией на информацию, богачи и аристократы с помощью пропаганды еще более отдалили народ от руководства общественными делами. Выборного же органа, который стабильно выражал бы интересы простого люда, в ахейском союзе не было. Поэтому, с отчуждением народа от власти, республика переродилась в аристократическое государство и, при видимости республиканского управления, тон там задавала незначительная часть населения, преуспевавшая далеко не в лучших человеческих начинаниях, которая осуществляла свою власть через угодных ей стратегов.
Внутренняя противоречивость ахейского союза выразилась в противоречивости его политики и исторической роли. Возникнув из патриотической потребности освобождения от иноземного владычества, он в конечном итоге подавил последнее серьезное патриотическое движение в Элладе и способствовал укреплению чужеземного господства.
Главные достижения ахейской федерации, как положительные, так и губительные для Пелопоннеса и всей Греции, оказались парадоксальным образом связаны с именем одного человека — сикионца Арата. Арат был прирожденным политиком, а трудности жизни изгнанника с малых лет развили в нем этот талант, и к двадцатилетнему возрасту он превратился в изощренного интригана, умеющего с филигранным мастерством использовать слабости людей и силу денег. Мысли, чувства, идеи, традиции, мораль, ложь, истина — все это сделалось его рабочими инструментами, которыми он вначале воссоздал ахейский союз из руин государственности, оставленных Македонией, а потом порушил его и сдал той же самой Македонии.
Еще будучи юношей, Арат организовал заговор в родном городе Сикионе и сверг власть тирана, посаженного на трон македонским царем. Следующий подвиг молодого человека затмил первый. Ему удалось устроить переворот в Коринфе и выбить из городской крепости македонский гарнизон. Таким образом, знаменитый Акрокоринф — «ключ к Пелопоннесу», запирающий коринфский перешеек, — возвратился к эллинам. Эти успехи пробудили всю Грецию. Эллины вспомнили, что они люди, а не пресмыкающиеся перед полудикими македонянами рабы. Соответственно они и повели себя как люди, встав широким фронтом на борьбу с иноземцами и их ставленниками в греческом обличье, но с негреческой душой. Волна патриотизма разбила македонские редуты в Пелопоннесе и смыла всю нечисть. Моральная обстановка была такова, что тираны добровольно отказывались от власти и шли в народ, отныне предпочитая восходить к вершине не по головам людей, а возносясь на их руках. Вождем освободительного движения по праву стал Арат, а его имя сделалось гимном и знаменем возрождающейся Греции.
Умри Арат в те счастливые дни, он считался бы самым светлым героем Отечества, но судьба, продлила его годы, чтобы обнажить перед миром суть характерной личности той эпохи. Дело в том, что Арат, увы, уже не был истинным эллином, он являлся продуктом эллинизма, периода разложения общинного образа жизни, когда деградация родных полисов заставляла людей искать счастья за их пределами и, после безуспешных попыток слить свои интересы с судьбами всей цивилизации, сделаться гражданами всей ойкумены, вставать на путь индивидуализма; когда, разочаровавшись во внешнем мире, они пытались открыть истинный мир в самих себе, который был, однако, всего только отражением внешнего со всеми его пороками, и лишь искаженным мечтами и адаптивным лицемерием. Так во времена эллинизма личность выделилась из общества, осознала свою относительную автономность, но вместо того, чтобы на новом уровне объединиться с себе подобными, такими же личностями, и создать общество более высокого, чем прежде, качества, она абсолютизировала собственную автономность и принялась рвать живые связи, тогда как следовало их совершенствовать. В результате, замахнувшись на слишком многое, человек приобрел слишком мало и, не став гражданином мира, превратился в скудного душою эгоиста.
Более тридцати лет Арат заправлял делами ахейского союза с пользой и для себя, и для соотечественников. Все это время его честолюбию индивидуалиста было по пути с общенародными интересами, и в этом заключалась причина такого благополучия. Но, когда ахейцы стали предпочитать других лидеров, мало-помалу проявилась его беспринципность. Арат начал грязно интриговать против соперников и, не имея своей особой идеологии, боролся с лучшими людьми союза только из-за власти ради власти. Вскоре в Пелопоннесе назрели события, способные поднять население полуострова на новый виток гражданственности и обещающие в дальнейшем реализацию извечной мечты эллинов о создании могучей общегреческой республики. Тут-то и определилась цена индивидуализму, обнаружилась шаткость автономной личности, лишенной опоры на широкую народную массу. Выяснилось, что таким людям, как Арат, все равно куда плыть, лишь бы оставаться на плаву.
Главное действующее лицо Пелопоннеса прошлых веков — Спарта последние десятилетия пребывала на обочине истории. Распространившись на волнах войны по миру, лакедемоняне увидели, насколько проще собирать материальные ценности, чем растить духовные и, прельстившись легкостью добычи престижа посредством богатства, столь доступного их оружию, презрели древние отеческие нравы, а потому вскоре сделались персами, афинянами, египтянами: кем угодно, только не спартанцами. Едва ослаб характер этого народа, притупилось и его оружие. Спартанцам более нечего было противопоставить соперникам, вытесненные с места под солнцем, они постепенно возвратились в свой пыльный городок, утешаясь в собственном ничтожестве награбленными безделушками. Лакедемон превратился в захудалый олигархический полис. Но на берегах Эврота среди скромных хижин издавна жила Слава. Зрячим душам она заменяла свет исторического благополучия и во мраке кротового мирка стяжательства озаряла путь к солнцу. Меж мясистых сорняков, разросшихся на навозе корысти, земля Лаконики порою взращивала и добрые ростки. Постепенно прояснялось сознание людей, нарастало понимание невозможности дальнейшего пребывания в состоянии крайнего убожества, назревал протест против чужеземной болезни, поразившей Родину, и в Спарте стали все чаще возникать гражданские волнения. Хранителем нравственности всегда является народ, в глубинных слоях которого она скрывается от назойливых домогательств алчности, когда ее вытесняют из государственной структуры. Так и в Спарте патриоты, желая возродить Отечество, взывали к массам униженных и обездоленных граждан. Естественно, что им противостояли богачи со сворой идеологических прислужников, как то: поэты, актеры, ораторы, олимпийские чемпионы и софисты, кормящиеся отбросами с господского стола. До поры, до времени деньги торжествовали над людьми, но наконец царю Клеомену удалось одолеть звенящее воинство. Этот талантливый человек, получивший стоическое воспитание, шел к цели извилистым путем. Вначале он подкупом расположил к себе эфоров — государственный орган олигархии; а положение было таково, что любое постановление эфоров покупалось за взятку. Затем, добыв авторитет на военном поприще, он расправился с продажными эфорами и ценою их жизней, а также — изгнания восьмидесяти видных деятелей враждебной партии избежал гражданской войны. В глазах богачей он, конечно же, выглядел злодеем, так как подверг репрессиям несколько десятков представителей их класса, вместо того, чтобы погубить в междоусобице десятки тысяч простых людей, кровью которых олигархи привыкли решать свои вопросы по перераспределению собственности, однако народ ликовал. Клеомен произвел демократические в истинном смысле этого слова реформы, то есть отобрал излишнее имущество у богачей и отдал рядовым гражданам, перераспределил земли в пользу бедных людей, освободил из государственного рабства шесть тысяч илотов. Вновь получили распространение традиции Ликургова времени, снова возобладала ориентация на качественное развитие самих людей, а не на количественное умножение их собственности. На базе этих преобразований Спарта воспряла из политического небытия, а ее пример воодушевил народные массы всего Пелопоннеса. Над олигархами ахейского союза нависла угроза демократической революция, а потому Лакедемон был объявлен средоточием зла, и против него началась война.
