Он снова падает на землю. Старый Хонда Разгневан. — Ах ты, маленький наглец! Ни в старых, ни в новых законах — нигде не сказано, чтобы карали смертью за такой ничтожный проступок.
Вставай, ну! И проваливай отсюда!
Но Санкити упрям: — Так вы насильно, Жестокие, Мне навязать хотите Поруганную жизнь?.. О, о! Теперь Я знаю, что мне делать! Санкити вдруг вскакивает на ноги. — Я-а! Ты, подлый Хатидзо! Меня ногами, Как червяка, топтал! Оставил знак Позорный на моем лице! А я — Сын самурая. Каждый самурай, Когда он опозорен, умирает. Мои слова ты слышал — И не понял? Не кончив говорить, Одним рывком Короткий меч, Отточенный, как бритва, Из ножен выхватив, Вдруг Санкити Бросается к Шмелю — И быстрым взмахом Ему перерубает шею! Взмах — Как молния удар! И голова Слетела с плеч. «Убийство! Стой!» — Все разом вскрикнули. Его хватают. «Пощады не проси!» Десяток рук Веревкой скручивают малыша, Сам Хонда потрясен. Он объявляет. — Да! Приходится сдать его с рук на руки старосте этого селения. Послать его под стражей в здешнюю управу!
Ну что ж ты сел на землю? Встань! И стражи Убийцу маленького поднимают И ставят на ноги. Мать — Сигэнои, — Теряя разум, Может только плакать. Она понять не в силах, что стряслось, И только повторяет: — Я еще никогда, никогда не слышала, чтобы в такое время... в такое время, когда свадьба готовится... кого-нибудь веревкой связывали... бросали в тюрьму... Я еще никогда...
Она шатается... Ее уводят в дом. Она шагнет, Оглянется — и снова Шагнет бессильно... Мальчик провожает Глазами мать. Потом покорно, Закрыв глаза, Стоит, как будто в камень Он обратился. Но в себя приходит И говорит: — Что ж... этого я и хотел. Не мог я
