Жить опозоренный. Меня ногами Пинали. Лоб расшибли. А потом Швырнули жизнь, как нищему — подачку. Э! Одному спуститься в ад? Не лучше ль С собою взять попутчика? И разом Поклажу двух хозяев подвезти? За тот же путь словчить двойную плату? Умрут все люди. И отец и мать Когда-нибудь умрут. И под конец Мы, трое, там сбредемся, не боясь Разлуки. Все приходят из другой Гостиницы на землю. И должны Мы к вечеру в харчевню возвратиться. Пошла в обратный путь, моя лошадка! Споткнулась, стерва? Но!.. Корэ-корэ! Хоп-хоп!.. Любой бесстрашный самурай Его отваге может подивиться. У седовласого Ядзаэмона Слезинки навернулись на глаза. Жаль смельчака! И Санкити уводят. Толпа расходится угрюмо... Все тихо. Только крики сторожей, Следящих за огнем, стук колотушек Порою нарушают тишину Гостиницы, Где сном глубоким спит О-химэсама Со своею свитой. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Из третьего действия Странствие по дороге сновидений Эй, Ёсаку из Тамба! Ты погонщиком был, А теперь от погони Сам бежишь, словно конь, Озираясь пугливо Средь далеких лугов! Средь далеких лугов Звучало Имя твое — Ёсаку, Ёсаку из Тамба! Там, бывало, Про тебя пели птицы, А теперь... Даже маленькая трясогузка, Любви обучившая богов, В мертвой траве, В осенней траве Замолчала. Сквозь ночной осенний мрак Погоняй коня, Ёсаку, Колокольцами звеня! Но-о!.. Корэ-корэ!.. «Только вспомню тебя, Ёсаку, На луга туман упадет». О, не твои ли слезы, Коман, Пролились печальным дождем? Но-о!.. Корэ-корэ!.. Путь не близкий. Надо коня покормить. Мы оставим сухую траву И камыш С кровли хижины низкой Про запас, На прокорм коню... Пусть не знает Он голода утром, В час, Когда нас не будет на свете... Ах, как скоро вянет трава! Как эта трава луговая, Мы увянуть должны На рассвете, Под звон осенних цикад. И под звон осенних цикад Погоняет коня Ёсаку Под гору вниз. — О Коман, погляди, погляди!
