— То, что было сделано однажды — куда легче сделать снова.
— Что ж, я также клянусь, что не позволю потревожить твой покой. Куда бы ты ни попал — ты этого заслуживаешь.
Марраго грустно улыбнулся и кивнул.
— Боюсь, что ты можешь быть прав. Давай поторапливаться. Мы не хотим, чтобы нас потревожили.
— Нас не потревожат. — сухо заметила Тиривайл. — Ночью патрули так далеко не заходят, а простые путники — тем более. У подножия этого холма было пять убийств, лишь за один прошедший месяц.
— «Минбарец больше не убьет минбарца.» — усмехнулся Маррэйн. — Очередное пророчество Валена обратилось в прах.
— Поглощенное безумием. — горько прошептала Тиривайл. — Пора работать. Как только ваше святотатство закончится, ты можешь убираться, и мне больше не придется тебя видеть, Предатель.
Маррэйн посмотрел на нее.
— Чтобы смягчить твою ненависть ко мне — слова бесполезны, равно как и дела — как и мое отсутствие в твоей жизни. Загляни в свое сердце, моя леди, и может быть, ты увидишь на что направлена твоя истинная ненависть. Но ты права. Пора за работу.
Они принесли лопаты — бесшумные, хоть и медленные и приступили к работе.
Марраго работал, пока мог, но ему пришлось остановиться и долго отдыхать — его дыхание было хриплым и захлебывающимся. Маррэйн работал вовсю, ему помогали сильные мускулы и яростная воля. Он не мог смотреть на Тиривайл — огонь в ее глазу был невыносим также, как и шрамы на ее лице.
Его ум был так поглощен воспоминаниями и гневом, что он и не заметил, как они добрались до деревянного ящика, в котором Деленн похоронила ее любимого. Человеческий обычай, разумеется — и тот, что Маррэйн не мог понять по — настоящему. Воину нужен погребальный костер, великому воину — нужен великий костер. А не какой — то… ящик в земле.
Но это было обычаем людей… и слабых. Тем, чьи деяния не взывают к небесам, не требуется и пламени, чтобы осветить дорогу туда.
Он и Тиривайл очистили ящик, и он попробовал его открыть. Он не ждал запаха гнили — опасаться ему было нечего. Синовал защитил тело от разложения. Не будет ничего неприятного.
Они заставили крышку откинуться.
И замерли, потеряв дар речи.
Гроб был пустым.
Глава 3
Они все знали его. Где бы они ни были, что бы они не делали. Чувство…
…завершенности.
Все близилось к завершению.
То была война, в которой они сражались вечно, война была главным в их жизни. И — медленно поначалу, но быстрее теперь — она двигалась к развязке. Что будет после, если оно будет, это после…
Никто из них, ни даже те, кто владел даром прорицания, не мог сказать этого.
Кроме Истока Душ, разумеется, но если они и могли сказать — они этого не сделали. Они были безмолвны, им было довольно и одной вещи, которую они не знали.
Она близилась к развязке.
Это почувствовали трое на Минбаре, у
На Центаври — Прайм Лондо очнулся от тревожного сна и всхлипнул, схватившись за грудь, в страхе, что оба его сердца отказали вновь, и, в отличие от предыдущих двух случаев, он этого не переживет. Он очень боялся что умрет прежде, чем все будет достойно завершено.
В тюремной камере Тимов, в жилах которой текла кровь многих поколений пророчиц, подумала, что ей пришло видение, подобное тем, что видела ее пра — пра — пра — прабабка. Но знание явилось лишь на краткий миг, а затем оно исчезло.
Это знал Дурла, сидевший во дворе и смотревший на звезды, которые, как он был убежден, предрекали ему величие. Знал это и Морейл — и лучше чем многие. Он хмуро усмехнулся при мысли о задаче, которую должен был исполнить — шанс вновь послужить Темным Господам, и, в какой — то мере, отомстить за Приносящих Хаос.
Г'Кар почувствовал это, едва ступив на холодную, безжалостную землю Центаври Прайм. Он замер, безмолвный и неподвижный, как камень, и Л'Нир рядом с ним беспокойно обернулась лишь для того, чтобы почувствовать это самой, и замереть.
Министру Виру Котто и Командору Та'Лону не требовались вопросы. Они знали сами. Вир был напуган. Та'Лон — нет.
Сьюзен и Талия почувствовали это, готовясь войти в Сеть, и миг понимания пронесся между двумя женщинами. Они никогда не были подругами, но были связаны одной целью, и этого было достаточно.
В Сети Альфреду Бестеру выдался миг ясности, позволивший ему назвать имена всех женщин, которых он когда — либо целовал прежде, чем встретил Талию — а ее имя вновь ускользнуло от него. И все же он знал, что она придет к нему — и скоро. И он знал, что должен будет сделать тогда.
На Проксиме это почувствовал Дэвид Корвин и он плакал в тихом, горьком отчаянии, ибо каким еще мог быть конец горестей для народа этого несчастного, осажденного мира.
Это почувствовал и Зак но он не распознал — что же это было. Он уже наполовину уговорил бутылку старого виски, которую нашел несколько недель назад и хранил для особого случая. Джулия отказалась разделить ее с ним.
В своей палате слепой, безумный мужчина ненадолго перестал бредить и выкрикнул имя, которое никто из бывших с ним рядом не слышал от него прежде, но этот момент вскоре прошел и кошмары вернулись к нему.
Деленн сидела в одиночестве, размышляя о ее недавнем госте, вспоминая о старой любви, о всех, кого она знала прежде — и кто был мертв сейчас. Конечно, все кроме него, того кто так и не умрет, и это его дар и проклятие. Она думала о том, чем все заканчивается, и знала что для него ничто не закончилось.
Сам Синовал стоял на башне, прокручивая в уме детали атаки на Казоми 7. Он узнал это и улыбнулся.
Где — то это же почувствовал и Себастьян, и он также улыбнулся, ибо он знал то, чего не знал Синовал.
А Исток?
Исток знал ответ на любой когда — либо заданный вопрос кроме одного; было несколько тех кто знал этот вопрос, и никого, кто знал бы на него ответ.
Но Истоку было открыто будущее. Оно редко показывало подробности, и лишь очень немногие могли уловить по ним истину пророчеств, но это было возможно. Величайшую истину будущего Исток хранил для себя.
Все заканчивается смертью.
Все.
И где — то женщина, которая казалась юной по всему ее облику — но старше многих городов — подняла голову, отягощенная оковами и взглянула на своих пленителей.
И она улыбнулась разбитыми губами.
Все кончается смертью.
