Гарьку будто нагайкой по маковке ударили - так и обмяк в седле.
Пошли на задворки смотреть.
Крамарев заревел раненым буйволом, зашёлся матюгами - порубанные в лоскуты, лежали ушедшие с Серафимом «братишки», с ними другие, незнакомые люди.
- А сам командир где? - комиссар нагнулся над смрадной кучей, отмахиваясь от синих жирных мух.
- Безносый его с собой увёл. Привязали верёвкой к тачанке и потащили. Дядько комиссар, можно я с вами пойду?
- А мать что же, бросишь?
- Та я её к тётке отправлю.
- Мал ты ещё, - сказал Север. - Зачем тебе воевать?
- Мануфактуры наберу, сапоги новые, мамке шубу, - казачок расчётливо прищурился. - Дядько Семён из Гуляй поля вернулся - воз всякого добра привёз, пианину большую и граммофон.
- Бойцы Красной армии грабежами не занимаются, - Север взглянул в гарькину сторону.
Тот побрёл прочь. Не слова комиссара его обидели - душа рвалась к Серафиму, наверное, насмерть уже замученному бандитами.
С того дня Гарька стал жаден до вражеской крови. Рисковал он так, что даже Снейп сказал однажды: «Горшечников, ты того, полегче… Рано тебе ещё в могилу» и перестал отпускать в разведку.
Каждый раз, услышав от комиссара: «Горшечников - в резерве», Гарька шипел от злости.
- Не могу! - кричал он комиссару. - Сквитаться хочу! Уйду к Будённому!
- Да погоди ты, шалый, - увещевали его Хмуров с Лютиковым. - Встретимся с бандой, тогда и поквитаемся.
Улизина никто за полу не держал, и в разведку он ходил по-прежнему. Возвратившись, прятал от приятеля глаза, поругивал комиссара.
- Жаль Чернецкого! - говорили красноармейцы. - Сногсшибательный к неприятелю был боец!
Не выдержав такой жизни, Гарька пошёл к Лютикову - проситься из отряда.
Помполит с комиссаром пили чай. Горшечников собрался уже повернуть назад, как Север заметил его и подозвал к себе.
- Волчка твоего надо перековать, - договорил он Лютикову. - Глаза у него грустные. А ты, Горшечников, чего слоняешься, как недоеная корова? Ступай, шашку точи. Утром идём на Безносого, он стоит в Тенгинской - люди Шабленко сообщили.
- Есть, товарищ комиссар! - вскинулся Гарька. - Так точно, товарищ комиссар!
- Лев Руфинович обещал подмогу, - сказал комиссар, снова помполиту. - Войдём с двух концов станицы, возьмём Безносого в «коробочку».
- Что разведчики?
- Говорят, подкрепления Безносому ждать неоткуда, - Север помолчал. - Меня беспокоит роща на выходе из станицы. С дороги она не просматривается, в ней хоть танк можно спрятать.
- Танков у Безносого нет, - усмехнулся Лютиков.
- Хитрая он бестия, - покачал головой Снейп. - Как бы не угодить в западню.
Гарька ушёл, в душе посмеиваясь над комиссаровой подозрительностью.
«Это старческое», - подумал он снисходительно - Северу уже перевалило за тридцать, уже и виски поседели.
Однако утром оказалось, что комиссар был прав. Безносый без сопротивления впустил отряд в станицу, а затем, заманив его поглубже, открыл шквальный огонь.
- Хмуров, собирай людей - отступаем, - проговорил комиссар, осаживая коня. Гулко и тяжело ударил взрыв. Посыпались камни, с ближайшей хаты обвалилась побелка. Эхом донеслись орудийные залпы с другого конца станицы. - Где же Шабленко?
- Не знаю, - ответил Лютиков.
- Зато я знаю - вовремя не успеет,- сказал комиссар. - Станицу нам сегодня не взять.
- Нельзя отступать! - закричал Гарька.
- Отчего нельзя? Как отступим, так и вернёмся. Позиция у нас невыгодная.
- Так оно, - согласился Хмуров. - Пока больших потерь нет…
Договорить он не успел: рядом разорвался снаряд, вслед за ним - второй, угодив прямо в ящик с гранатами. Гарька, открыв рот, смотрел, как взлетает в небо телега, выломившись из оглобель.
- Не стой, мать твою разэдак! - кричал кому-то комиссар. - Уйди, ворона, - зашибёт!
С неба посыпались обломки, труха и всякий древесный хлам.
«А ведь это мне Север кричал», - догадался Гарька, но прежде, чем успел отбежать к визжащим позади коням, вертящаяся оглобля встретилась с его головой. Бой для Гарьки закончился.
Тишина, темнота, пыль.
Горшечников чихнул и вылез из-под телеги. Верно, из-за телеги этой, из-за обломков, засыпавших Гарьку с головой, бойцы не нашли товарища: на улице не осталось ни одной живой души. Он вытер окровавленный лоб и побрёл по улице, мимо дохлых лошадей и человеческих трупов. Раненых среди них не было; стало быть, отряд отступил в порядке.
Оставаться на улице было нельзя. Из оружия у Горшечникова был только пустой наган. Тяжело перевалившись через плетень, Гарька очутился в садочке, разбитом у крепкого каменного дома. Под окнами торчали мальвы, на подоконнике цвела розовая герань. Гарька сел под боярышник и обхватил руками ноющую голову.
* * *
- Ой, ктой-то здесь? - длинная, как оглобля, девка прижала корзинку с грушами к пёстрому переднику.
- Сейчас уйду, - сказал Гарька. - Не ори только.
Девка шмыгнула мимо него и вбежала в дом.
- Ох, и глупа ты, Параска, - с крыльца спустилась хозяйка - толстая, в городском платье с воланами. - Какой же бандит, погляди - молоденький совсем.
Гарька поднялся на нетвёрдые ноги.
- Простите, - пробормотал он. - Я сейчас…
Хозяйка мазнула глазами по ободранному Гарьке. Лицо у неё было тяжёлое, с круглыми жабьими щеками.
- Красноармеец, что ли?
Гарька осторожно кивнул.
- Ваши ушли, не догнать, - сообщила хозяйка. - Как величать-то тебя?
- Гарька… Горшечников.
- А наше прозванье - Жабины. Доротея Апполинарьевна, - хозяйка жеманно улыбнулась и подала ладонь «лопаточкой».
Гарька подержался за пухлые влажные пальцы, поскорее выпустил и украдкой вытер руку о штаны.
- Заходи, солдатик, отдохни. Перекусим, чем Бог послал.
По двору расхаживали цесарки и важная свинья - надеть бы на неё платье, вышла бы хозяйкина сестрица. Тихо было, будто и не кровавила война землю вокруг.
Длинная Параска сразу спровадила Гарьку к рукомойнику - умыться, а потом повела в хату.
Горница - в розовых обоях, на стенках поразвешаны расписные тарелки, в углу - большой граммофон и пыльный фикус в кадке. На видном месте красовалась кровать - высокая, с вышитым подзором и подушками, уложенными крахмальной горою. У печки развалился огромный жирный кот.
- Хорошо тебе, купчина! - Гарька пощекотал мохнатое пузо.
Котяро раскрыл один глаз, уколол гостя булавочным зрачком.
Жабина любовно огладила пикейное покрывало, глянула ещё раз на Гарьку, будто товар на ярмарке осматривала, велела девке:
- Параска, затопи-ка баньку.
- Чичас, Доротея Апполинарьевна.
- Садись, солдатик, покушай лепёшечек со сметанкой. Вот варенье сливовое - сама варила.
От жирных лепёшек с вареньем жующий рот Жабиной залоснился. Гарька уткнулся взглядом в
