- А тех, кто попытается вызвать смуту и грабежи, мы сотрём с лица земли. Дело народа и революции в твёрдых руках, товарищи! - говорил Лютиков с крыльца.
- Штой-то не пойму, - Храпов почесал в затылке. - Куды заговор клонился?
- Лже-Угрюмцев хотел убить генерала Шмелёва, - объяснила ему Георгина.
- Ведь такая голова была, - удивлялся Хмуров. - Говорил, как по-писаному.
- Обличье соколье, а сердце воронье, - заключил Фильченко.
Часть войск, стоявших в Раевской, уже покинула станицу, направляясь к Новороссийску. Отряд Севера выходил следующим утром.
Дымили костры. Хмуров смотрел на провалившиеся крыши сгоревших хат.
- Кончится война - столько работы будет, что в десять лет не провернёшь.
- Нескоро ещё, - сказал Ромка.
- Закончим. В восемнадцатом ещё могли быть сомнения, а теперь - наша берёт.
Чернецкий ходил вокруг своего Орлика, угощая его то сахарком, то морковкой.
- Свёл у кого-то, - завистливо шипел Фильченко.
- Тебе что? - увещевал его Храпов. - Ты на такого молодца не сядешь, скинет.
- Мне и не надо, - огрызнулся завхоз. - Лучше моей Кошки всё равно нет.
Серенькая облезлая Кошка, отменная прыгунья, покосилась на Гарьку хитрым глазом и вдруг взбрыкнула.
- Зараза! - Горшечников, не ожидавший нападения, нелепо взмахнул руками.
- Гарька, Серафим, идите чай пить, - позвала Георгина.
Чернецкий с сожалением отошёл от Орлика, подмигнул Гарьке.
- Как дела, герой?
- Какой там герой, - вздохнул Горшечников. - Комиссара оговорил, операцию сорвал.
- Зато шпиона поймал на горячем, - Серафим упал на табурет, вытянул длинные ноги в щегольских сапогах. Георгина за перегородкой возилась с самоваром, ей помогал Лютиков. - За Севером больше следить не будешь?
- Нет. Засувка мне всё рассказал. То есть, мне кажется, не всё, но главное, - Гарька посмотрел на Серафима. - А ты откуда узнал?
- От Злоклятова. Тогда, в Тенгинской, он мне всю правду выложил, - Серафим ухмыльнулся. - Во всех подробностях. Ты, Гарька, не сомневайся. Север - человек надёжный, попросту Засувка решил тебя не смущать. Посадили Севера помимо всего прочего ещё и за содомию.
Горшечников захлопал глазами.
- Ты Закону Божьему в гимназии учился? - вздохнул Чернецкий.
- Учился, - кивнул Гарька.
- Про содомский грех знаешь?
- Это когда жители Содома и Гоморры на ангелов напали, - кивнул Гарька.
- Это когда естественное употребление женского полу заменяют на противоестественное мужского, - наставительно сказал Серафим. - Полицейский врач осмотрел труп офицера, которого Север укокошил, и нашёл, что того как раз и употребили.
- А как же… Серафим, а как это может быть? Ну, я хочу сказать - куда? Ведь некуда же.
Чернецкий поперхнулся и замахал на Гарьку руками.
- Ну тебя, Горшечников! Ещё не хватало, чтобы я тебе технику объяснял. Всё равно пробовать не станешь. Неправда это, понял? Однополчане убитого решили прикрыть срам своего товарища, известного содомита, на нашего князька заодно и этот грех повесили. Почитай, - он бросил на стол сложенный вчетверо листок. - Злоклятов-младший потерял, когда выбирался на волю.
* * *
Гарька взял письмо.
«С годами дьявольские наклонности молодого разбойника развились и получили логическое завершение: на каторге он сошёлся с большевиками, принял их учение, затем бежал и жил по фальшивым документам какого-то несчастного, без сомнения, погибшего от рук самого Салазариани или его помощников. Под тем же фальшивым именем он сражался на германском фронте. Я слышал, что при этом он проявил большую отвагу. Не сомневаюсь, впрочем, что первоочередною его целью было проведение пропаганды. Когда мы встретились, он был уверен, что я не знаю его подлинного имени и признаю его, как соратника по оружию. Ныне он подался в комиссары. Вот из таких людей и состоит большевистская партия!»
- Опять чужие письма читаешь?
Гарька вздрогнул. Снейп вынул письмо из его руки.
- Мне Серафим дал.
- Ну и что? - беззаботно пожал плечами Чернецкий. - Ничего особенного там не написано.
Лютиков покачала головой, взял письмо и спрятал его в нагрудный карман.
Георгина внесла самовар.
- Выходим завтра? - уточнил Серафим и широким жестом поставил на стол темную пузатую бутылку. - Коньяк французский. А это, Ромуальд, поделишь с Георгиной - шоколад швейцарский.
Лютиков страдальчески поморщился.
- Наградили же имечком, - проворчал он. - А кстати, об именах. Всё хочу спросить, Север, почему тебя Маголова Блондином называет?
- Привыкла за годы партийной работы. Сразу после побега я перекрасился в блондина, - комиссар смущённо покашлял. - Патентованная краска «Холлендер»… потом пришлось голову побрить, а то смех смехом - корни чёрные, концы белые, хоть в зоосад устраивайся, зеброй работать. Так и стали называть, вроде в шутку.
Серафим разлил коньяк.
- Клопами пахнет, - принюхался Гарька.
- Пей, разборчивый! - Серафим подлил себе и Северу.
- Признавайся, откуда взял? - комиссар покачал стакан, наслаждаясь клопиным запахом.
«Сейчас носом потянет - и вынюхает всё до дна!» - Гарька хихикнул и сделал глоток. Жидкий огонь прокатился по языку, выстелил бархатом желудок.
- Где взял, там нету, - бодро ответил Чернецкий.
- Опять к товарищам спиной поворачиваешься, шляхтич? - спросил комиссар, пока ещё добродушно.
- К тебе, князинька, спиной поворачиваться опасно, - закуражился Чернецкий. - Оглянуться не успеешь, как в койке окажешься. Вмиг за жопу возьмешь.
Снейп допил коньяк, поднялся и деловито хрястнул Серафима промеж глаз.
- Сука, - прохрипел Чернецкий, поднимаясь. - Зачем сразу в рожу-то?
- Нечего меня срамить, - огрызнулся Север.
- Ах, какие мы нежные, - Серафим дёрнул плечом. Капли крови падали из носа, пятная белый подворотничок.
- Погремел бы кандалами за это самое, поглядел бы я на тебя.
- Не каждому так свезёт, - развеселился неуёмный Чернецкий.
- Ты, Серафим, для себя реши, большевик ты или деклассированный элемент, - увещевал Чернецкого Лютиков, прикладывая ему ко лбу тряпку, смоченную ледяной водой.
- Я - царь природы и гражданин мира!
- Тогда самое тебе место на свалке истории, - мстительно сказал Снейп. - В нашем обществе с царями покончено раз и навсегда. Ты последний остался.
- Как дети, - покачала головой Георгина.
Север обернулся к ней, складывая губы в вежливую улыбку.
- Товарищ Грамматикова! Могу я узнать, что вы забыли в обществе столь ненадёжного человека, как я?
- Что? - воззрилась на него Георгина.
- Разве не вы следили за мной, надеясь, что я шпион?
Георгина беспомощно огляделась.