- Рано ещё, - проворчал Храпов.
- Из старых запасов, - уточнил завхоз.
- Кубревком запретил проводить самовольные реквизиции, - строго сказал Лютиков.
- Есть-то надо, - вякнул Фильченко.
- Бери баранов, и уходим живо, - Снейп окоротил заплясавшего Воронка. - Скоро стемнеет.
Баранов погрузили на телеги, быстро вымелись из аула. Горцы сгрудились на площади, смотрели вслед отряду; на их каменных лицах нельзя было прочесть ничего.
Гарька трясся в высоком казацком седле, равнодушно глядя перед собой. Горные красоты стали уже привычны - в Новороссийске отряд задержался на четыре месяца против ожидаемых четырёх недель. Красные заняли город в конце марта, а теперь уже июль перевалил за середину. Время пролетело быстро, наполненное событиями, как торба мешочника - барахлом; пережито было столько, что в мирные годы хватило бы на пять мафусаиловых жизней. Смутно вспоминалось, как армия Шмелёва и влившиеся в неё партизанские отряды соединились с Первой бригадой Тридцать третьей Кубанской дивизии в Кабардинке, последующие бои слились в один кровавый ком. Гарька запомнил только, как норд-ост носил по освобождённому городу не нужные никому деникинские деньги. Уже на другой день после освобождения города ревком постановил взяться за уборку. Субботники проводились чуть не каждую неделю; к Первомаю вымели и остатки денег, и остатки деникинцев, не стыдно было провести демонстрацию.
Так же, как четыре месяца назад, воздух между горами и морем был влажный, лазурный. Каменоломни террасами спускались вниз, исчезая в зарослях; море струилось радужными бликами. От замолкшего, бездействующего цементного завода в бухту протянулся мол с маяком на конце; видно было, как завиваются подле него белоснежные буруны. Лес в ущельях гудел от ветра, пели сверчки; ослепительно искрилось море. И город, и зазубрины гор были чётки и близки.
- Красота большая, - сказал Храпов, глядя вниз. С востока донесся орудийный выстрел; ветер подхватил его и понёс в сторону гор. - Шестидюймовка? * 3
- Мортира Шнейдера, - Гарька прислушался ко второму выстрелу.
- Наши?
Вокруг города было богато казацких отрядов и банд, к тому же поступали сведения, будто Врангель готовится бросить на Новороссийск свои войска.
- Вы едете или гав * 4 будете ловить? - с раздражением крикнул Снейп.
- Сам ты гава, - буркнул Гарька. - Раскаркался.
Дорога вступила в густые заросли, резко пошла под уклон. Лес кончился, дорога влилась в идущий к городу шлях. Время было уже к закату, но жара ещё держалась. Шлях уходил вперёд широкой белой полосой; тучи пыли поднимались от конских копыт. Оводы облепляли лошадям глаза, прокусывая тонкую кожу век. Гарька то и дело проводил ладонью по морде Звёздочки, смахивая докучливых насекомых. Высушенное дневным зноем небо золотилось у закатного края. Усталые бойцы молчали, даже Серафим Чернецкий не горячил бойкого Орлика.
Деревни и хутора близ города были разорены; хуторяне не то ушли, не то попрятались - ехали, как через кладбище. Неподалёку от города, однако, наткнулись на маленький обитаемый хутор. На поле бабы жали пшеницу, два мужика - старый дед с бородой до пояса и парнишка лет пятнадцати, вооружённые на двоих одним обрезом, совещались, поглядывая на стоявшую на отшибе хату. Рядом, под сенью гигантских подсолнухов, толстушка в пятнами выцветшей юбке утешала беременную молодуху.
- Что стряслось, красавицы? - спросил Чернецкий, которому до всего было дело.
- Та бисы какие-то в галининой хате засели, чи казаки, чи кто, - отозвалась толстушка.
- Вы их, никак, воевать собрались? - осведомился комиссар.
- Ни знаємо, шо и робити, - мрачно сказал старик.
- В ружьё! - велел комиссар, поворачивая коня к хатке. - Долгодумов, Улизин, давайте на разведку. Храпов, стой, где стоишь. Тебя за версту видать.
Хатку оцепили в два счёта. Отряд в ней сидел тихо, будто состоял из мышей.
- Так где они? - комиссар оглядел дом.
- Это не казаки, - отозвался Лютиков в недоумении. - Те бы сразу начали отстреливаться.
Подбежал Долгодумов.
- Хата щелястая, - сказал он, - охраны никакой.
- Хорошо вооружены?
- Пулемётов точно нет. Только винтовки. Странные они, товарищ комиссар. Сброд какой-то.
- Эй, кто такие будете? - осторожно крикнули из хаты.
- Отряд комиссара Севера! Именем революции - сдавайтесь!
В доме посовещались.
- Не стреляйте! Мы выходим.
Один за другим хату покидали люди, высоко подняв руки.
- Это кто? - растерянно спросил комиссар. - Что это за отребье?
Вид пленные имели самый затрапезный - рваные шинельки, кургузые пиджачки, опорки. Знаменосец, тащивший свёрнутое чёрное знамя, был обут в калошу на левую ногу и рваный сапог на правую.
* * *
- Капрал Шнобцев моё фамилие. Дезертиры мы, - сказал вожак удивительного войска.
- Откуда? - комиссар развеселился.
- Отовсюду. Вы бы нас не трогали, а? Мы же чего… домой пробираемся.
- Вижу я, как вы пробираетесь, - заметил Чернецкий, разглядывая соломенное канотье на голове одного из дезертиров. - Из Красной Армии тоже бежали?
- Мы большевикам сочувствующие, - заверил Шнобцев.
- Почему флаг не красный?
Шнобцев замялся.
- Так… надо красный? Будет!
Бойцы начали смеяться:
- Ну, пройда!
Фыркнул и комиссар:
- Жулик ты, Шнобцев.
Один Лютиков передёрнулся и поглядел волком.
- Такие мародёры позорят всех бойцов революции!
Снейп похлопал его по заострившемуся от неприязни плечу.
- Какие же это революционные бойцы? Всякий видит, что простые шаромыги.
- Ни боже мой! - поклялся Шнобцев. - Никогда мы грабиловки ни на грош не сочиняли! Всё у мёртвых отняли. Им-то имущество уже без надобности.
- Поехали, - сказал комиссар. - И так до ночи проваландались.
- Эй, а мы?
- Сдайте оружие и валитесь к чёртовой матери.
- Хоть наган разрешите оставить! - взмолился Шнобцев, опасливо посматривая на старика с обрезом. Из-за его спины выглядывала толстушка. В руке она держала чугунную сковороду на длинной ручке. - Постреляют же нас.
- Туда вам и дорога. Ладно, один оставьте. Всё равно до стенки доиграетесь. Поворачивай, ребята!
- А может, мы с вами? - совсем осмелел Шнобцев.
- Нет! - рявкнул Лютиков.
- Товарищ помполит! - удивился комиссар. - Люди просятся в Красную Армию. Нельзя им препятствовать. А дисциплину мы в них воспитаем.
Лютиков с сомнением посмотрел на хитрую рожу Шнобцева.
- Ты это мне назло? - спросил он досадливо. - В отместку за Делакур?
- Ну что ты, - комиссар дернул ртом, пряча улыбку. - Какая такая Делакур? Ты ж у нас ничем, кроме мировой революции и воспитания пролетариата, не интересуешься.
Помполит насупился ещё сильнее и повернул конька. Всю дорогу до города он демонстративно держался рядом с Чернецким.