Я повесил раковину на шею и заработал изо всех сил ногами, чтобы успеть выплыть к поверхности. Успел, только на этом мои успехи кончились. Я оказался в ледяной воде в ста метрах от берега. Первая судорога свела ноги уже через десять метров, справился с ней с помощью старой доброй французской булавки, но при борьбе со второй судорогой уронил булавку в воду. Последнее, что помню, зеленая вода перед глазами.
Потом помню горечь во рту, белый сводчатый потолок больничного крыла и склонившееся надо мной бледное лицо профессора Снейпа. Он странно качается и расплывается, словно это не он, а его отражение в кривом зеркале. Голосом гулким, словно из бочки, он говорит мне: «Мелори, остерегайтесь недавних покойников. Запомните, нельзя доверять недавним покойникам». Я попытался поздравить его с днем рожденья, но не уверен, что у меня получилось. Потом я открыл глаза и понял, что со мной все в порядке. Оглядевшись, я увидел, что все еще в больничном крыле. Надо мной стоял не профессор Снейп, а Гарри Поттер. Надо не забыть, что он мне тоже профессор. Он заговорил первым.
- Дик, зачем ты это сделал?! Ну да, он ублюдок, но зачем?
Я перестал понимать, что происходит. К счастью, Поттер объяснился немедленно.
- Прости, пожалуйста, я проник в тот день в твои мысли, наверное, ты снова пережил весь ужас и унижение, которому тебя подверг этот гад. Я не хотел, честное слово не хотел. Не вспоминай о нем больше. Если я его встречу, я отомщу и за тебя тоже.
- Профессор, я не понимаю, вы что, решили, что я пытался утопиться?
- А разве нет? Невилл пришел, сказал, что ты пошел в сторону озера серьезный и сосредоточенный как никогда. А я же знаю, что бывает, когда кто-то видит твои воспоминания… Когда мы прибежали к озеру ты уже перестал выныривать.
- Вы меня вытащили?
- Ну да.
- Спасибо, профессор Поттер. Только вы ошибаетесь. У меня и в мыслях не было топиться. Просто я не сумел вовремя закончить разговор с одной русалкой, и вынужден был всплыть далеко от берега. Действие жаброводорослей кончалось.
- Разговор с русалкой? Ты можешь говорить с русалками?!
- Я провел почти все лето за изучением русалочьего, мне хотелось посмотреть научился ли я чему- нибудь на самом деле.
Он заинтересовался.
- Ну да? А зачем тебе?
- Не знаю даже. Просто стало интересно. Всегда интересно поговорить с кем-то, кто не такой как ты. Вы извините меня, пожалуйста. И та неприятность с котлом, и теперь еще это.
При словах «неприятность с котлом» Поттер сильно покраснел.
- Я даже не успел вам ваши вещи отдать. Там деньги выпали, бумажки какие-то…
- Потом.
- И потом, фигурка… В общем, я её у Октавиуса выменял, хочу отдать вам. Это будет справедливо.
- Нет, что ты. Не надо.
- А мне-то она тогда зачем? Я же совсем не интересуюсь квидичем. Я специально для вас выменивал, чтоб как-то загладить свой промах и все такое.
- Ладно, я понял, что ты не успокоишься.
- Вот и хорошо. Уж очень вчера неловко получилось.
- Вчера? Ты хочешь сказать неделю назад?
- Неделю?!
- А то! Мадам Помфри вообще говорила, что ты можешь умереть. Потому, видите ли, что этот паскудный мерзавец больше не снабжает её своими зельями.
Я понял, что он говорит о профессоре Снейпе, и с трудом стерпел такое обращение. Пришлось повторить себе, что для Поттера профессор Снейп убийца Дамблдора, а теперь вдобавок голубой педофил, виновный в изнасиловании студента. Многократном изнасиловании, между нами говоря. Да, он же меня еще и порол. Эта деталь меня особенно развлекает. Я-то точно знаю, что профессор способен на многое, только не на физическую расправу над ребенком. На всякий случай я вызвал в памяти это воспоминание. Одна сильная рука сжимает ремень, другая - крепко держит меня за шею в согнутом состоянии. Загородившись этой гадостью, я вспомнил, как совсем недавно эти руки охватывали меня в почти полное кольцо, когда мы сидели друг за другом в вагончике Русских Горок. Я был прижат спиной к груди декана, а его подбородок упирался мне в макушку. Мне было почти совсем не страшно, потому что он был рядом. Мой отец. Я так решил. Это мой отец. В этом есть какая-то магия. Надо попробовать все время писать в дневнике именно слово «отец» или «папа» в адрес профессора Снейпа. Может, это поможет приблизить встречу. Или он станет со мной менее настороженным. Истерзанная заледеневшая душа, так она сказала. Больно. Мне было больно, когда я слушал её, как будто это моя душа кровоточит. Папа. Мой папа и я его люблю.
* * *
Что он натворил этот недоумок?! Зачем он полез в озеро? Зачем вообще, а тем более тридцатого октября?! У меня сердце оборвалось, когда явился его школьный эльф и сообщил, что его едва выловили нахлебавшегося воды и переохлажденного. А еще через полчаса он появился снова, чтобы рыдая сообщить, что Поппи бессильна. Они что, хотят сказать, что Дик умрет? Вот так глупо умрет, просто потому, что Поппи не хватило зелья на его долю?! Да его и варить-то всего час! Я сделаю это с закрытыми глазами! Только вот через час будет почти поздно. Но почти это еще не совсем.
Ну вот! Деметриус сумеет напоить его. Все будет хорошо. Будет? Не может не быть. Но я не могу успокоиться, к тому же этого зелья будет мало. Шаг, шаг и еще шаг. От стола к дивану, от дивана к серванту, от серванта к камину, а от камина снова к столу. Тигр в клетке. Да, вот теперь я точно тигр в клетке. И дверь гостеприимно распахнута. Вот только стоит мне сунуться из моей клетки наружу, как я напорюсь в джунглях на засаду. Там меня караулит целая толпа. Загонщики с трещотками и барабанами готовы в любой момент погнать тигра к секретам, где сидят в засаде охотники. Они будут спокойно прицельно бить по выбежавшему на них зверю. Они уложат его не одной пулей, нет. Это не так уж весело. Они прострелят тигру лапы, чтоб он не мог двигаться, потом сунут палку в пасть и замотают. И только после этого, вволю натешившись его унижением и своей вседозволенностью, запорют насмерть кнутом или уморят голодом. Я слишком хорошо знаю сторонников так называемых «светлых сил». Они не знают удержу в своем фанатизме. Они преисполнены уверенности в собственной белизне и правоте. Они готовы переступить через законы природы. Только сторонники светлых сил осмелятся осудить волка за то, что тот зарезал оленя. Шаг, шаг и еще шаг. Нет! Я не могу. Бренда как всегда права, я не выдержу, я должен быть там. На всякий случай надо взять с собой не только полиморфное зелье и укрепляющее для Дика. Я возьму с собой ещё и яд. Что угодно, но живым я им не дамся.
Сначала в Хогсмит. В виде женщины меня там не признают, потом посмотрим. В конце концов, сегодня суббота.
Вот это удача, Слагхорн приперся затариваться сластями. Ну, вот как я могу любить сладкое, если оно ассоциируется у меня с этим расчетливым приторным по отношению ко всякому полезному человеку толстяком и с неприятностями, которые неизбежно следовали почти за каждым вопросом Альбуса, не хочу ли я лимонную дольку. Сейчас я должен превзойти самого себя. Я - женщина. Привлекательная женщина и я должен развести этого карьериста на посещение «Трех метел».
…
Ну, слава Мерлину. Я это сделал. Слагхорн не выйдет из уборной по меньшей мере в течение четырех часов. Неужели мужчины всегда на такое покупаются? Я не куплюсь. Стоило только сказать, что мне нравятся видные мужчины, и что у него потрясающие усы. Какая глупость. Или это просто Слагхорн такой дурак? Мерлин, как кошмарно быть таким тучным. Да еще эти тяжеленные тряпки. Его шуба весит полтонны, не меньше! И ходит он, оказывается, исключительно вперевалку. У меня такое чувство, будто мне привесили на живот здоровенный рюкзак, а внутри у него желе. Оно противно колышется при каждом шаге, а главное, существенно замедляет движение. Ничего, я еще смогу глотнуть зелья. У меня достаточно волос этого престарелого моржа. Они не имеют права распознать подмену. Просто не имеют права. А присутствие декана Слизерина в палате у больного слизеринца, только естественно. Особенно, если декан - зельевар.
