наследников, она все же не смогла более родить, что ее донельзя огорчало, ибо ей хотелось также одну или двух дочерей.
И когда Фортунат пробыл подле Кассандры двенадцать лет и уверился, что более наследников ему никоим образом не обрести, стало ему в тягость житие в Фамагусте, хотя он и развлекался всячески верховыми прогулками, отменными жеребцами, звероловством, соколиной охотой, гоном и травлей. Тут ему пришло в голову, что он пересек все королевства, какие ни есть в христианском мире, и устремились его помыслы к тому, чтобы пред смертью объехать также земли сарацинские, язычество, земли пресвитера Иоганна,[100] сиречь Индии,[101] все три – великую, среднюю и малую, и заговорил и сказал Кассандре, своей жене: «Есть у меня к тебе просьба, я желаю пуститься в странствие. И прошу тебя соблаговолить и дать мне на то свое согласие». Она спросила, куда же влекут его помыслы? Заговорил он и поведал ей о своем намерении и о том, что не смог уложиться с путешествиями в три года. Кассандра ужаснулась, но тут возомнила, что говорит он шутки ради, и сказала: «Куда же вы собрались, где вы найдете более радостей, удовольствий и лучшее пристанище, как ни здесь, подле жены и детей? Но вы, конечно, можете удалиться, коли вам тут не слишком по нраву». Фортунат сказал: «Я удаляюсь не для того, чтобы добыть богатство и не наслаждений и удовольствий ради. Я повидал половину мира и с тем желаю узреть также ее оставшуюся часть, и пусть я поплачусь за это своей жизнью, но не выкину путешествия из головы. И потому дай мне на это свое согласие, ибо никто в мире не сможет этого изменить, разве что господь бог да смерть».
Лишь когда Кассандра постигла, что намерение его серьезно, лишь тогда она донельзя испугалась и принялась умолять его, дабы он оставил свою затею, ибо он раскается в ней, ведь все те земли, каковые он прежде объехал, лежали в христианском мире, он был молод и крепок и в силах многое снести, что ныне более невозможно, ибо старость не способная на то, что в молодости дается без труда. «Вдобавок вы привычны к спокойной жизни. Что вы только возомнили о себе, намереваясь странствовать среди коварных сарацинов? Ведь вы каждодневно слышите о том, что сарацины не хранят никому из христиан ни верности, ни преданности, напротив, они от природы склонны к тому, чтобы лишить христианина жизни и имущества, как только представится им подходящий случай». И весьма ласково заключила его в объятья и сказала: «О любезный Фортунат, о возлюбленный и верный супруг, о ты, услада моего сердца, кому я предана и душой и телом, я заклинаю вас честью господа и девой Марией, пожалейте меня, несчастную женщину, и ваших любимых детей, и выкиньте замысленное путешествие из души и сердца, и останьтесь тут, подле нас, и если я вас в чем-то прогневала либо свершила нечто такое, что исторгло ваше неудовольствие, вам стоит только сказать мне об этом, это тотчас же прекратится и никогда впредь не повторится». И горько заплакала и огорчилась чрезмерно.
Фортунат сказал: «О возлюбленная супруга, не сокрушайся столь горько. На это не понадобится много времени, и тогда я с радостью возвращусь домой и обещаю тебе ныне, что, возвратившись, никогда более не расстанусь с тобой до самой нашей кончины». Кассандра возразила: «Будь я уверена в вашем возвращении, я бы с радостью ожидала вашего прибытия, и, устремись вы только куда-нибудь в иные края, а не к коварным и алчущим христианской крови язычникам, я бы не терзалась столь тяжко». Фортунат сказал: «От путешествия меня никто не отвратит, кроме господа бога и смерти. Но, уезжая отсюда, я оставлю тебе столько наличности, дабы и ты, и дети, случись мне не вернуться домой, всю жизнь прожили в довольстве». Когда Кассандра уразумела и постигла, что просьбы тут бессильны, она заговорила и сказала: «О возлюбленный супруг, раз по-иному быть не может и вы непременно уедете столь далеко от нас, да будет так, однако возвращайтесь сюда как можно скорее и верность, и любовь, что доныне выказывали нам, не гоните прочь из вашего сердца. Мы же денно и нощно будем молиться за вас господу, чтобы он ниспослал вам здоровье, согласие, и хорошую погоду, и благоволение всех тех, в чьих руках и власти вы окажетесь». Фортунат ответствовал: «Дай бог, чтобы молитвы обо мне были произнесены, я уповаю на господа, что тогда возвращусь сюда прежде, нежели положил себе. Я надеюсь, что, с божьей помощью, завершу свое путешествие весьма скоро и благополучно».
Как Фортунат вновь покинул Кипр, дабы повидать еще более земель и королевств, и прибыл в Александрию
Фортунат велел весьма спешно соорудить себе крепкую галеру, полную всяческих совершенств. Покуда галеру мастерили, он собрал также купцов и послал их за товаром, чтобы накупили они всяческого товару, того самого, в коем, как он отменно знал, нужда в сарацинских землях. И ломал Фортунат голову над тем, что привезти ему в дар Солтану, ибо было ему ведомо, что нации, прибывающие в Александрию, все сообща и каждая порознь привозят весьма роскошные дары, особливо же много затканного золотом платья из всевозможных сортов шелка дарят ему венецианцы и флорентийцы в таком числе, какое ему угодно.
И Фортунат спешно послал за многими золотых дел мастерами и велел им смастерить из серебра и золота роскошнейший буфет со всевозможной домашней утварью, как-то: кубками, бокалами, графинами, блюдами, тарелками, подносами, вертелом, жаровней, крюком для котла и всем, что только требуется королю в его обиходе. И позолотили иные изнутри, прочие снаружи, как это им лучше годилось и подходило. И когда галера была готова, он велел нагрузить ее и собрался, простился с супругой и чадами и с божьим именем на устах взошел на галеру и отбыл в Александрию.
И когда он пришел в Александрию, то бытовал там со старины обычай, когда судно приближается к Александрии, но еще пребывает в открытом море, навстречу ему высылают небольшое суденышко и спрашивают, откуда судно идет, что они везут и каков их промысел. Те ответствуют, означенную весть передают королю. А когда судно зайдет в гавань, никому не дозволяется ступить на сушу, прежде нежели пришлют им охранную грамоту. Так и ему была послана и вручена надежная охранная грамота. Он сошел со своими купцами на берег, и тут сарацины пожелали узнать, кто хозяин галеры. Он ответствовал им, что прозывают его Фортунатом из Фамагосты, что на Кипре, и он единственный хозяин галеры. И пожелал Фортунат, дабы его препроводили к королю, так как он привез ему дары. Слуги короля Солтана с усердием помогли ему в этом, ибо он пришел не с пустыми руками. При дворах всяческих господ еще происходит так – кто несет, того скоро впустят, но, кто желает получить, тот должен долго стоять пред дверьми.
И когда Фортунат прибыл в королевский дворец, он велел накрыть большой красивый стол и расставить на нем сокровища, каковые с виду были весьма роскошны и красивы, и послал за Солтаном. Когда Солтан увидал сокровища, он подивился их числу и красоте, и возомнил, что Фортунат привез их сюда для того, чтобы он купил их у него, и приказал спросить его, во сколько он ценит свою утварь. Фортунат спросил Солтана, вполне ли понравились ему сокровища? Тот ответствовал: «Целиком и полностью». Фортунат, услыхав, что сокровища Солтану понравились, обрадовался и просил его, дабы он не пренебрег ими и принял их от него в дар. Когда Солтан услыхал это, показалось ему удивительным, что купец единолично преподнес ему столь драгоценный дар, и оценил утварь в пять тысяч дукатов, и рассудил, что это, пожалуй, слишком даже для больших коммун, таких, как Венеция, Флоренция и Генуя. Все же он принял этот дар, но подумалось ему, чересчур это дорого, не вознаградить ли мне его за подарок, и повелел дать Фортунату сто каргов перцу,[102] стоивших столько же, сколько и сокровища, каковые тот преподнес ему.
Когда венецианцы, флорентийцы и генуэзцы – владельцы складов, располагавшихся в ту пору в Александрии, услыхали, что король сделал Фортунату, каковой отродясь тут не бывал, столь роскошный дар, взяла их досада на Фортуната. Король никогда не одаривал ни многим ни малым ни городов, ни их подданных, хотя они единожды либо дважды в год преподносили ему великие дары и, постоянно находясь в его землях, творили и приносили ему и всему его государству великую пользу. Вдобавок Фортунат всем им чересчур дорого обходился. Чем бы он ни торговал, продавали он и его купцы все товары, какие они привезли с собой, дешевле их, а покупали все дороже. Это составило немалый урон, и нанес он им великие убытки, и страшились они еще больших потерь, каковые могли проистечь от товаров и пряностей, что он грузил в Александрии и вез обратно, в христианские земли.
И держали днем и ночью совет, не сыщут ли они какую-нибудь несправедливость или обиду, которую учинит ему король либо его наместник, с тем чтобы не обходились с ним столь любезно и радушно. И преподнесли Адмиральдо, наипервейшему в государстве вслед за королем, немалые дары, дабы он не выказывал ни Фортунату, ни слугам его милости, но учинил ему и его народу многие злодеяния через побоища, грабежи, обсчитывание и всяческое тому подобное бесчестье, на что итальянцы великие мастера и к чему они склонны от природы, когда могут не опасаться кары Адмиральдо.
