Стираю со лба мелкие бисеринки пота и, немного повременив, соглашаюсь с внезапно рассудительным Роном, что весьма несвойственно ему, особенно в четыре утра.
Друг ещё какое-то время морщит лоб в задумчивости, а потом начинает говорить с неожиданным напором:
- Раз он действительно заточён в теле змеи, значит, напрямую зависит от её жизненных показателей?
- К чему ты клонишь? - осторожно спрашиваю, склонив голову так, чтобы на лицо упала тень, потому как не могу ручаться за его выражение.
- Если убить змею, значит, Волдеморт тоже будет мёртв? - даже в полумраке замечаю, каким огнём вспыхивает взгляд друга.
Кусаю губы изнутри, затягивая мучительную для меня паузу. Как сказать? Как объяснить, что не всё так просто, как кажется, что он каким-то образом влияет на меня? Неспроста же между моим и его сознанием есть связь…
Может, я - так же, как и змея, - всего лишь сосуд?
Сосуд, который можно уничтожить вместе с гнилым содержимым?..
Как признаться лучшему другу в том, что во мне, скорее всего, живёт монстр?
- Я так не думаю. Ему удалось каким-то образом не умереть после
Чувствую, как неосознанно напрягаются все мышцы, но Рон, похоже, ничего не замечает (или, по крайней мере, тактично не подаёт вида).
- Ладно, сейчас мы ничего не решим. Давай вернёмся ко сну, а насчёт твоего видения поговорим завтра? - предлагает он, и я тут же соглашаюсь.
Неясные образы человеческих лиц и звучный голос Волдеморта не оставляют меня в покое в оставшиеся предрассветные часы, а это, как следствие, отражается на моей работоспособности. Несчастные преподаватели вынуждены наблюдать мою макушку в течение всех занятий, в то время как я старательно, но безнадёжно борюсь со сном. Удивляюсь, как ещё Гриффиндор не лишился круглой суммы баллов.
Но самое худшее ожидает меня вечером в кабинете МакГонагалл. Она, конечно же, сдерживает своё обещание: отныне я в компании новоприобретённого врага Симуса Финнигана чищу клетки птиц и стираю пыль с книг, которые у декана имеются в огромном количестве.
Как только за высокой волшебницей закрывается дверь, я тут же хватаюсь за щётку и направляюсь к ближайшему стеллажу. Проверив, надёжна ли хрупкая на вид стремянка, поднимаюсь на четыре ступеньки вверх и провожу щёткой по самой верхней полке. Спорхнувшие хлопья пыли раздражают нос, я громко чихаю и почти сразу слышу неодобрительное фырканье Симуса с противоположного конца кабинета: сегодня ему выпадает участь возиться с клеткой чёрного как смоль ворона.
К моему же облегчению, Симус делает вид, что меня вообще не существует. Возможно, МакГонагалл провела с ним воспитательную беседу, а, может, он сам осознал свою ошибку. Когда я спускаюсь со стремянки для того, чтобы подвинуть её к следующему стеллажу, то успеваю поймать на себе холодный взгляд Гриффиндорца. Нет, ничего он не понял.
Покачав головой, стираю пыль с соседней полки, не обделяя вниманием тёмные углы за книгами, а сам думаю о ночном видении и о разговоре с Дамблдором накануне вечером.
Всё началось вполне безобидно: директор пригласил меня к себе, угостил чаем и мятным мармеладом, поинтересовался успехами в школе - скорее из вежливости - и тем, нравится ли мне новый преподаватель зельеварения. Тут-то всё и началось. Я - не тот человек, который может положительно отзываться о том, кто мне несколько…несимпатичен. Этот Слизнорт немного странноват. Как и большинство профессоров Хогвартса, он знает абсолютно всё о своём предмете, но вскоре я замечаю за ним одну особенность: он не столько любит достижения своих учеников, сколько самих учеников, притом успешных. Кто-то даже говорит, что у него на этот счёт пунктик. Он как бы «коллекционирует» лучших из лучших.
Спустя два занятия Гермиона получает от него приглашение на вечеринку в честь Рождества, которая состоится за день до нашего отъезда. Подруга рада, но почти сразу теряется: туда нужно идти с парой, а взять ей совсем некого, потому как «успехи» Рона нисколько не привлекают мастера зелий.
Однако это ещё не всё. На самом первом занятии я замечаю лёгкую растерянность в его лице всякий раз, когда он ненароком, но косится на меня. Я думаю поделиться этим с Дамблдором, но вскоре необходимость в этом отпадает сама собой: Слизнорт резко начинает вести себя вполне непринуждённо, что даже немного подозрительно. Правда, через пару дней я выбрасываю из головы все странные мысли на счёт нового преподавателя.
Мой рассказ об очередном видении заставляет директора задуматься на добрые пятнадцать минут, в течение которых он кружит по кабинету, скользя невидящим взором по каменным стенам и портретам прошлых директоров, а мне остаётся грызть ногти в ожидании и волнении. Наконец, директор занимает своё кресло и начинает издалека, а именно с истории первых переселений душ в другие тела. Спустя десять минут увлекательного рассказа я, к своему стыду, начинаю чаще моргать в попытке удержать отяжелевшие веки в открытом состоянии, а Дамблдор, наконец, подводит итог:
- Таким образом, подтверждаются наши самые худшие опасения: душа Волдеморта действительно живёт в теле змеи, и он направляет все свои силы и силы своих последователей на то, чтобы вызволить себя оттуда.
Полторы недели.
Дни идут, и у нас остаётся всего полторы недели на то, чтобы придумать, как помешать Волдеморту возродиться.
Полторы недели на то, чтобы Снейп вернулся, иначе я просто не представляю, где мне взять силы. Где мне, чёрт побери, найти силы, чтобы продолжать сдерживать эмоции, то и дело норовящие взбунтоваться. Я никому в этом никогда не признаюсь, но он дорог для меня - немного меньше, чем родители, но Снейп занимает в моей жизни столь значительное место, что в случае потери я просто не знаю, кто сможет его заместить. Говорят, нет незаменимых людей, а я скажу иначе: незаменимые люди есть. Это родители, потому что они дали тебе жизнь, это близкие родственники, потому что они всегда будут рядом, что бы ты ни сотворил, и это те люди, с которыми ты не связан родственными связями, но которые безвозмездно отдают тебе своё тепло и подставляют плечо в трудные минуты. Такие люди - на вес золота, платины, алмазов - да чего угодно, цена неважна и бессмысленна, ведь её нет как таковой. Искренность - вот что главенствует, а Снейп искренне беспокоился и заботился обо мне, хоть всеми силами старался этого не демонстрировать.
В который раз я спрашиваю у директора, нет ли новостей от Снейпа, но ответ неизменен. Единственное, директор не выглядит таким обеспокоенным, каким был в день пропажи Снейпа. Его мимика, жесты, тембр голоса - всё пронизано таким внушительным спокойствием, что мне остаётся только удивляться. Я помню, Снейп говорил мне, что директор не так-то прост, как кажется на первый взгляд, - более того, я практически не знаю старого волшебника…
В любом случае, сам я не бьюсь в истерике, хотя ничего не знаю о мастере зельеварения. Возможно, директор хорошо умеет владеть своими эмоциями, а может, он знает что-то, чего не знает никто другой, но по каким-либо причинам не желает делиться своим знанием. Пока что.
И ещё: он хоть ненамного, но усмирил бурю в моём сознании. Мы твёрдо знаем, что душа Волдеморта, часть или целая, томится в теле змеи, но не можем утверждать, что какая-то иная её часть живёт во мне. Вспышки моей злости - это отголоски боли от потери близких людей. Я запутался и растерялся, я остался практически один. Это всё объясняет, и мне очень хочется верить в это. Остаются только видения, которые не дают мне покоя и природе которых нет никакого разумного истолкования.
Недовольное шипение вырывается прежде, чем я успеваю его подавить: задумавшись, по неосторожности режу подушечку указательного пальца острым краем страницы книги. Я отодвинул её в попытке добраться до дальнего угла полки, а когда ставил обратно, провёл пальцами по страницам. Мелкие бисеринки крови набухают на тонкой линии пореза, я смотрю сквозь них невидящим взором. В голове странным образом всплывает вопрос: интересно,
Почти сразу я понимаю, что только Снейп может дать ответ на этот вопрос. Ну и Пожиратели Смерти,
