Получив подтверждение на приемку заказа, ибн Шавкат откинулся на спинку кресла, задирая уродливую голову и снизу вверх глядя на рослого товарища. Орландо, наблюдавший за экранами откуда-то из-под потолка, устало вздохнул. Дальнейшее зависело от декомпиляторов не больше, чем от сотрудника багажной службы, завершившего погрузку чемоданов на борт «страта»…
– Чего ищем, босс? – поинтересовался один из бойцов, проверяя ход затвора в стареньком укороченном дробовике.
– Караем хулиганов, – вместо Рамзеса ответил его сосед, хихикнув и закинув в рот новую порцию жевательного наркотика. – Говорят, какие-то минусы ломанули хранилище, которого ломать были не должны. Сейчас мы их поймаем и немножко накажем. Верно толкую, босс?
– Верно, – коротко бросил через плечо Хромоножка, сидевший рядом с водителем.
Машина «уховерток» втиснулась в улицы Кот-Де-Перрона, катясь вдоль затопленных жилых районов. То здесь, то там в прохладную тину погружались собиратели «плавника», рискующие рано или поздно намертво застрять в лабиринте конструкций, скрытых водой. Разглядев на прибрежных эстакадах приметный фургон Рамзеса, многие ныряльщики предпочли взяться за весла.
– Вон тот дом, – отрывисто выдохнул толстый боец, ведущий мобиль.
И для убедительности ткнул пальцем вперед, указывая на серое промышленное здание, комплекс близнецов которого занимал целый квартал.
Улицы, ведущие к заброшенной фабрике, были пустынны. Лишь виднелись кое-где у обочин ржавеющие мобили, безжалостно разутые и лишенные начинки, да громоздились редкие горы строительного мусора.
Глухую стену дома через дорогу украшала яркая свежая надпись, нанесенная люминесцентной краской. Высокие буквы, ровные и аккуратные, сразу указывали, что писали не в спешке. «На страже родного дома», сообщал уличный граффитист. «Вступай в ряды «Мидгарда», не позволь москвичам поднять на штыки нашу общую мать!»
Рядом пестрел незнакомый символ, вероятнее всего – знак того самого «Мидгарда», но «уховерткам» было плевать на геральдику. Чуть ниже знака, совсем не так пестро и ровно, кто-то дописал куда более пессимистичное: «Мир сам захотел убить себя! Богов нет! Надежды нет! Чудес не бывает! Мы сами творцы своего финала!».
В выбитых окнах окрестных домов, исписанных столь же красноречивыми лозунгами, мелькали лица любопытных. Однако, узнав желтую машину, частенько наводившую ужас на нищих обитателей окраин, большинство зевак предпочитало тут же ретироваться…
Ни летательных, ни наземных средств передвижения СБА замечено не было. Осмелев, фургон «уховерток» притерся к стене комплекса, почти достигнув сброшенных заказчиками координат.
– Как связь? – осведомился Рамзес, легонько постучав пальцем по затылку – в последнее время его «балалайка» стала барахлить, отзываясь только на принудительное шевеление контактов. – Только у меня пропала?
– У меня тоже, – откликнулись из фургона. – Долбаные тритоны…
– И у меня нету…
– Черт… ладно, парни, – прищурился смуглый, как жареный табачный лист, египтянин. – Не расходимся, держимся рядом в пределах видимости, и связь нам не понадобится… Мо-Мо, ты в машине остаешься. Приглядывай тут, как бы безы не нагрянули… Если что, дави на газ и сигналь, мы дворами уйдем.
И бандит, одна нога которого ниже колена представляла собой средней паршивости титапластовый протез, первым выбрался из канареечного фургона, подавая пример. Трое бойцов, совершенно не скрывая оружия в руках, двинулись следом.
Достигли жестяных транспортных ворот, вмятых внутрь ударом мобильного бампера. Немного покрутились на пятаке перед входом, высматривая признаки ловушки. Не обнаружив ничего подозрительного, вошли…
Мо-Мо скучал. Он был толстым, годился только для сидячей работы, и парни брали его на дело крайне редко. Водить мобиль, сидеть на шухере, подслушивать телефонные переговоры или вообще покупать жратву. А потому он скучал, рассеянно поглядывая по сторонам и дожидаясь возвращения остальных. Хорошо хоть Рамзес делился по-братски, не обделяя зарплатой даже водителей и доставщиков пиццы…
Внезапно Мо-Мо обмер.
Моргнул, не поверив глазам. Еще раз.
И широко, слюняво улыбнулся, окончательно убедившись, что в стоящем через дорогу фургоне сидит молодая женщина. Да не простая, а красивая, будто ангельское сияние в июльских небесах, наполненных пением разноцветных соловьев и тихой прекрасной музыкой. Облечь свои впечатления в слова Мо-Мо не мог, но за секунду в его голове пронеслась именно такая картина – волнующая и сумбурная.
Проверив, надежно ли «дыродел» заткнут за пояс, он выбрался из желтого мобиля. За время работы в dd – а толстяк не сомневался, что работает на настоящих «собак», – бандит усвоил одно. Репутация Рамзеса тянет за собой определенную известность. В ее шлейф попадают все, вкалывающие на Хромоножку. С таким багажом любовь прекрасного пола находят даже те, кому в обычной жизни с женщинами не везет. Находят, даже если силой или угрозами…
Стараясь вышагивать самой неотразимой из своих походок в стиле «плохой мальчик», Мо-Мо приблизился к машине, в которой сидела незнакомая красавица. Ай, вот это женщина! Черные брови, пышные волосы, покорный взгляд хорошей девочки, дожидающейся приглашения на вечеринку.
Ее мобиль был фургоном, так же, как транспорт «уховерток», только неприглядным, серо-синим, словно подобранным на свалке. Несмотря на вечерний ветерок, в каменной кишке переулка ощутимо припекало.
– Привет, красивая, – сладко улыбнулся Мо-Мо, заглядывая в окно серого фургона. – Вот уж не ожидал встретить в этой дыре такую милую девочку…
Всю следующую секунду Мо-Мо с откровенным непониманием всматривался в вороненую трубку, наведенную ему между глаз. А затем почувствовал, как крупнокалиберная пуля, выпущенная из шумогасящего устройства, пробивает его лобовую кость. Почувствовал всего на мгновение, напоследок услышав лязг выстрела, хруст, чавканье и шлепок. В лицо ударила волна горячего порохового газа, обжигая сетчатку и безвозвратно портя глазные наноэкраны.
А затем Мо-Мо грузно рухнул навзничь прямо возле водительской дверцы чужого фургона, угасая с каждым мгновением. Но и их хватило, чтобы толстяк разобрал, что окруженная неземным сиянием красавица злобной мегерой шипит в браслет передатчика на запястье:
– Кодо, мать твою, ответь! Прием, «горностаи», если меня кто-то слышит, у вас гости! Твою мать…
И самым-самым последним, что увидел умирающий Мо-Мо в своей жизни, была неописуемо гармоничная и спортивная фигура его неразделенной любви, выскальзывающая из мобиля с длинным пистолетом в руке…
В момент, когда лоб Мо-Мо вошел с фатальное соприкосновение с пулей, четверо «уховерток» спускались по лестнице. Пыльной, обжитой крысами лестнице, обнаруженной в секретном закоулке правого крыла огромного пустого склада. Мужчины чертыхались, напрягая зрение, и сетовали на отсутствие фонарей. Под подошвами хрустели осколки бетона, а иногда нога наступала на что-то мягкое, шерстистое, норовящее поскорее шмыгнуть прочь.
– Фу, какая гадость… – прошипел один из стрелков, морщась и едва сдерживаясь, чтобы не ринуться обратно. – Ненавижу крыс… Есть на свете что-то более мерзкое?
– Заткнись, сука, – едва различимым шепотом, но с очевидной угрозой приказал Рамзес. – Еще раз пикнешь, я тебя среди этих крыс спать уложу, понял?!
Они миновали уже три лестничных пролета, но в полумраке подвальных уровней не было видно ни вскрытого склада, ни нарушителей спокойствия. Подсвечивая себе яркими экранами коммуникаторов, «уховертки» спустились еще на пролет, замерев перед распахнутой квадратной дверью.
– Вот оно, – одними губами произнес Хромоножка, снимая «дрель» с предохранителя. – Пошли, только осторожно…
И они вошли в квадратную дверь.
Аккуратно, двигаясь как можно тише, чтобы не спугнуть засевших внутри мародеров. Держа в правой
