авторитета могли выражать столь 'кощунственные' воззрения, свидетельствует о существовании традиции, связанной с основным течением еврейской мысли: хотя человек смертен и отягощен конфликтом между божественными и земными сторонами своего существа, он все» же представляет собой открытую систему и может развиваться вплоть до того, что разделит с Богом Его власть и способность творения. Эту традицию прекрасно выразил 8-ой Псалом:
'Не много Ты умалил его перед ангелами' (или Богом, или богами; в ивритском подлиннике Elohim).
Человек воспринимается как существо, созданное по подобию Бога, наделенное способностью к безграничной эволюции. 'Бог, — говорит хасидский наставник, — не сказал 'Это хорошо', создав человека; это показывает, что в то время как скот и все другое при творении было закончено, человек не был закончен'. Человек может сам, руководствуясь словом Божьим, запечатленным в Торе и книгах пророков, развивать свою внутреннюю природу в процессе истории.
В чем же состоит эта эволюция?
Ее суть в том, что человек сбрасывает инцестуальные[11] узы, привязывающие его к роду и почве, и становится независимым и свободным. Человек, пленник природы, освобождается, полностью очеловечиваясь. В библейском и более позднем еврейском понимании, свобода и независимость суть цели человеческого развития; назначение человеческих деяний есть постоянный процесс самоосвобождения от пут, привязывающих человека к прошлому, к природе, клану и идолам.
Адам и Ева в начале своей эволюции привязаны к роду и почве. Они пока 'слепы'. Но 'глаза их открываются', когда они обретают знание добра и зла. С появлением этого знания разрушается исходная гармония с природой. Человек вступает на путь индивидуации и порывает свои связи с природой. На деле он и природа становятся врагами, и примирение произойдет только тогда, когда он станет полностью человеком. С этого первого шага, с разрыва связей между человеком и природой, начинается история — и отчуждение. Как мы уже видели, это не повесть о 'падении' человека, а о пробуждении — то есть о начале восхождения.
Но еще до рассказа об изгнании из рая (который является символом материнской утробы) библейский текст — открыто, а не символически — возглашает необходимость порывания уз, связывающих человека с отцом и матерью. 'Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть' (Быт. 2:4).
Смысл этого стиха совершенно ясен: для того чтобы вступить в союз с женщиной, человек должен порвать свои первичные связи с родителями; он должен стать независимым. Любовь между мужчиной и женщиной возможна только там, где разорвана эта инцестуальная связь (Раши толкует этот стих еще и как запрет инцеста).
Следующий шаг в процессе освобождения от инцестуальных связей мы находим в начале национальной истории древних евреев. Бог велит Аврааму порвать связь с отчим домом, покинуть его и идти в страну, которую Он укажет ему. Еврейские племена после долгих скитаний оседают в Египте. К связям с родом и почвой добавляется новое измерение, измерение социальное: рабство. Человек должен не только порвать связи с отцом и матерью: он должен порвать и социальные связи, которые делают его рабом, зависимым от господина.
Мысль о том, что задача человека состоит в постепенной эмансипации от 'первичных связей'[12] выражаете» также в ряде религиозных символов и обрядов, центральных для еврейской традиции: Пасха, Суккот (праздник Кущей) и Суббота. Пасха есть празднование освобождения из рабства, и, как гласит
На наш тезис о том, что у евреев целью человека является свобода и независимость, можно возразить, что Библия, как и более поздняя традиция, вменяют в обязанность повиновение отцу, причем в Вотхом Завете непокорные сыновья жестоко наказываются. Действительно, еврейская Библия проникнута духом повиновения; но тут следует заметить, что повиновение есть нечто совершенно иное, чем инцестуальная фиксация.
Повиновение есть сознательный акт подчинения авторитету; в этом смысле оно противоположно независимости. Фиксация есть эмоциональная привязанность к той или иной личности, привязанность, обусловленная аффектами. Повиновение обычно носит сознательный характер; это скорее поведение, чем чувство; оно возможно и тогда, когда человек питает к авторитету враждебные чувства, и тогда, когда он повинуется приказу, внутренне с ним не соглашаясь. Фиксация как таковая обычно бессознательна; сознательно же переживается чувство любви или страха. Повинующийся боится, что его накажут в случае ослушания. Человек в состоянии фиксации боится пропасть или быть отвергнутым, если он попытается нарушить ин-цестуальную связь. С исторической точки зрения повинов. ение есть обычно повиновение отцу; фиксация же есть привязанность к матери; в своих крайних проявлениях это 'симбиоз', блокирующий процесс индивидуации. Хотя в патриархальных обществах страх перед отцом более очевиден, ужас перед матерью залегает гораздо глубже, и сила его зависит от силы фиксации на матери.
Различие между инцестуальной фиксацией и повиновением авторитету требует дальнейшего разъяснения. Под инцестуальной связью мы пока что имели в виду фиксацию на матери, роде и почве[13]. Инцестуальная фиксация по природе своей есть связь с прошлым, мешающая достижению полного развития. Повиновение в патриархальном мире библейской и более поздней еврейской традиции есть покорность персонажу, выступающему в отцовской роли и олицетворяющему разум, совесть, закон, нравственный и духовный принципы. Высший авторитет в библейской системе — это Бог; Он устанавливает законы и являет собой совесть. Быть может, в процессе развития человечества и не было другого способа помочь ему освободиться от инцестуальных связей с природой и родом, как обязав его повиноваться Богу и Его законам.
Дальнейший этап в развитии человека позволяет ему усвоить убеждения и принципы и таким образом стать 'верным самому себе' в большей мере, чем покоряться авторитету. В ту эпоху, о которой мы здесь говорим, то есть в библейскую, да и много столетий спустя, повиновение и фиксация не просто не идентичны, — они противоположны: повиновение разумному авторитету есть путь, способствующий освобождению от инцестуальной фиксации на доиндивидуальных архаических силах.
Тут надо однако добавить,
Из рассказа о споре Самуила с евреями, которые просят его о царе (I Цар.8:5), мы узнаем, что повиновение светской власти понимается как неповиновение Богу: 'Ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними', говорит Бог (I Цар. 8:7).
Принцип, по которому человек не может быть слугой другого человека, четко установлен уже в Талмуде, в законе, сформулированном Равом: 'Работник имеет право прекращать [работу, т. е. бастовать] даже в середине дня'. Раба так толкует это правило: 'Ибо написано: 'Потому что сыны Израилевы — Мои рабы' (Лев. 25:55).
