группировки, сражавшейся против римского владычества. Как сообщает Иосиф Флавий в 'Иудейской войне', Элазар, один из вождей зелотов, сказал: 'Мы давно решили не подчиняться римлянам и никому другому, только одному Богу, ибо Он один истинный и справедливый Владыка человека'[15]. Идея крепостной зависимости от Бога трансформировалась в еврейской традиции в обоснование свободы человека от человека.
В Мишне есть интересный закон: 'Если [человеку] надо искать и свою пропавшую вещь и пропавшую вещь отца, то пусть сначала ищет свою; если же [надо искать] отцовскую вещь и вещь учителя, то сначала пусть [отыщет вещь] учителя, потому что отец ввел его в мир, а учитель, обучивший мудрости, вводит его в мир грядущий; но если отец его мудрец, то сначала пусть ищет вещь отца. Если и отец, и учитель несут ношу, то пусть [сначала] поможет снять ее учителю, а потом отцу. Если и отец, и учитель оказались в плену, то пусть [сначала] выкупит учителя, а потом отца; но если его отец мудрец, то пусть [сначала] выкупит отца, а потом учителя' (Бава Меция II, 11).
Процитированный отрывок показывает, как прогрессировала еврейская традиция от библейского требования о повиновении отцу до той ситуации, при которой кровное родство становится менее важным, чем духовное родство с учителем (Любопытно также, что в рассуждении о поисках пропавшей вещи интересы самого человека превалируют над интересами и его учителя, и его отца). Духовный авторитет учителя заслонил собой природный авторитет отца, хотя библейская заповедь о почитании родителей и не утратила своей силы.
Цель человеческого развития — свобода и независимость. Независимость означает отсечение пуповины; независимость означает, что своим существованием вы обязаны только самому себе. Но возможна ли вообще столь радикальная независимость человека? Может ли он безбоязненно встретить свое одиночество и выстоять?
Беспомощно не только дитя, но и взрослый человек. 'Против
Человек знает об опасностях и случайностях, грозящих его существованию, но ему нечем от них защититься. В конце концов старость и болезни одолевают его, и он умирает. Те, кого он любил, умирают до него или после него — и то и другое неутешительно. Человек не уверен в себе: его знания отрывочны. В своей неуверенности он ищет абсолютов, сулящих уверенность, за которой он может пойти, с которой может отождествиться. Может ли он обойтись без таких абсолютов? Не идет ли речь о выборе между абсолютами получше и похуже, то есть между абсолютами, способствующими или же препятствующими его развитию? Не идет ли речь о выборе между Богом и идолами?
В самом деле; обретение полной независимости — задача неимоверно трудная. Даже преодолевая фиксацию на роде и почве, на матери и племени, человек продолжает цепляться за другие силы, в которых он черпает безопасность и уверенность: за нацию, за социальную группу, за семью или за свои достижения, за свою власть, за свои деньги. Порой он избавляется от отчуждения, настолько погружаясь в нарциссизм, что перестает чувствовать себя чужим в мире — ведь
Независимость не обретается за счет простого неповиновения матери, отцу, государству и так далее. Независимость не то же самое, что непослушание. Независимость возможна постольку, поскольку человек активно воспринимает мир, вступает с ним в отношения и так становится с миром одним целым. Нет независимости и нет свободы, пока человек не достигнет стадии полной внутренней активности и продуктивности.
Ответ, который дает Библия и более поздняя еврейская традиция, видимо, таков: человек действительно ничтожен и слаб, но он представляет из себя открытую систему, которая способна развиваться до тех пор, пока он не станет свободен. Для этого он должен быть покорным Богу, с тем чтобы суметь освободиться от своей фиксации на первичных связях и не позволить другому человеку поработить себя.
Но доводится ли понятие человеческой свободы до крайних своих последствий — до свободы
В целом этого, несомненно, не происходит. Бог понимается в раввинистической литературе как верховный властитель и законодатель. Он — Царь надо всеми царями, и даже те законы, которым разум не находит объяснения, должны исполняться лишь потому, что их установил Бог. Хотя в общем картина именно такова, однако в талмудическом законодательстве и более поздней еврейской литературе имеются утверждения, свидетельствующие о тенденции, направленной на полную автономизацию человека — вплоть до того, что он станет свободным от Бога, или, по крайней мере, сможет относиться к Нему как к равному.
Полное выражение идеи о человеческой автономии можно найти в следующей талмудической притче:
В тот день [обсуждая ритуальную чистоту] рабби Элиэзер привел все мыслимые аргументы, но их не приняли. Он сказал им: 'Если
Улыбка Бога, когда Он говорит: 'Победили Меня сыны Мои? выглядит парадоксальным комментарием к Его словам. Бога радует сам факт, что человек стал независим и более не нуждается в Боге, Ему нравится, что он побежден человеком: именно в таком смысле в Талмуде говорится: 'Природа смертного такова, что когда его побеждают, он несчастлив, а когда побеждают Пресвятого, Он радуется' (Псахим 119а).
Как далеко отсюда до Бога, изгнавшего Адама и Еву из рая, потому что Он боялся, что они сами станут Богом!
Хасидская литература изобилует сходными примерами, проводящими идею независимости от Бога; порой она даже бросает Ему вызов. Так, рабби Элимелех из Лежайска сказал: 'Богу любезно, когда его
Следующая притча показывает, что если Бог не выполняет своих обязательств, то человек может бросить Ему вызов в виде юридического иска:
Однажды на Украине приключился ужасный голод, и бедняки не могли купить себе хлеба. Десять раввинов собрались в доме 'Шпольского старца' на сессию раввинского суда. Шполер сказал им: 'У меня иск к Богу. По раввинскому закону, хозяин, покупающий еврея-раба на определенное время (на 6 лет или до юбилейного года) должен кормить не только его, но и его семью. Господь же в Египте приобрел нас, потому что Он говорит: 'Ибо Мне сыны Израилевы рабы', а пророк Иезекииль объявил, что даже в изгнании Израиль продолжает быть рабом Божьим. Посему, Господи, я прошу Тебя слушаться Закона и кормить Твоих рабой и их семьи'. Десять судей присудили в пользу рабби Шполера. Через несколько дней прибыл большой обоз с зерном из Сибири, и бедняки смогли купить хлеба[18]