— Вы имеете представление, что случиться, если я оставлю мою Компанию здесь жить на четыре месяца? Нынешнее состояние этого места покажется цветочками.
— А вы имеете представление, что случится, если три сотни человек попадут в настоящую зимнюю бурю там? — проворчал Свит, запуская пальцы в бороду.
— Ни малейшего, — сказал Коска, — но мне не терпится это выяснить. Надо ловить момент! Это всегда был мой девиз. Запишите это, Сворбрек.
Свит поднял брови.
— Возможно, пройдет немного времени, и вашим девизом станет «Я ни хуя не чувствую своих ступней».
Но генерал-капитан, как обычно, не слушал.
— У меня есть предчувствие, что мы все найдем, что ищем в этих горах! — Он положил одну руку на плечи Савиана, а другую на Ламба. — Лорсен своих повстанцев, я мое золото, эти достойные люди своих детей. Тост за наш союз! — И он поднял почти пустую бутылку Темпла.
— Вот говно, — выдохнула Шай сквозь сжатые зубы.
Темпл мог лишь согласиться. Но похоже, это было все, что он мог сказать по теме.
Некуда Идти
Ро сняла цепочку с чешуйкой дракона и мягко положила ее на меха. Шай однажды сказала, что можно потратить жизнь, ожидая нужного момента. Этот был так же хорош, как и любой.
Она тронула щеку Пита в темноте, и он пошевелился, легчайшая улыбка появилась на его щеке. Он был здесь счастлив. Возможно, достаточно молод, чтобы забыть. Он будет в безопасности, или в безопасности настолько, насколько возможно. В этом мире нет определенности. Ро хотела, чтобы она могла сказать «прощай», но беспокоилась, что он заплачет. Так что она собрала узел и выскользнула в ночь.
Воздух был свежим. Мягко падал снег, но таял, как только касался горячей земли, и через миг высыхал. Из некоторых домов лился свет; окнам — вырезанным в горе или в стенах, столь старых и избитых непогодой, что Ро не смогла бы отличить их от горы — не нужны были стекла или ставни. Она держалась в тени; обернутые тряпками ноги тихо ступали по древней мостовой, мимо огромной черной плиты для готовки, поверхность которой была за годы отполирована до блеска; пар поднимался от нее, когда падал снег.
Дверь Длинного Дома скрипнула, когда она проходила мимо, и она вжалась в изрытую ямами стену, ожидая. Сквозь окно она могла слышать голоса старших на их Собрании. Три месяца здесь, и она уже знает их язык.
— Шанка размножились в подземных тоннелях. — Голос Уто. Она всегда была за осторожность.
— Значит, нам нужно выбить их. — Акош. Она всегда была отважной.
— Если мы отправим достаточно, здесь останется мало. Однажды люди могут прийти снаружи.
— Мы избавились от них в месте, которое они зовут Бикон.
— Или сделали их любопытными.
— Когда мы разбудим Дракона, это не будет иметь значения.
— Мне было дано сделать выбор. — Глубокий голос Ваердинура. — Делатель оставил здесь наших предков не для того, чтобы дать его работам угаснуть. Мы должны быть храбрыми. Акош, ты возьмешь три сотни из нас на север в подземелья, выбьешь шанка и продолжишь копать всю зиму. После потепления ты вернешься.
— Я волнуюсь, — сказала Уто. — Мне были видения.
— Ты всегда волнуешься…
Их слова угасли в ночи, когда Ро прошла мимо, через огромные листы потускневшей бронзы, на которых маленькими буквами были выбиты имена, тысячи и тысячи тянулись назад, в туман веков. Она знала, что на страже сегодня был Икарай, и догадывалась, что он будет пьян, как всегда. Он сидел в проходе под аркой, голова качалась, копье приставлено к стене, пустая бутылка между ног. Люди Дракона, в конце концов, просто люди, и у каждого есть свои неудачи, как у других.
Ро один раз оглянулась и подумала, как тут красиво; освещенные желтым окна на черном лице обрыва, темная резьба на крутых крышах на фоне неба, сияющего звездами. Но это не был ее дом. Она не сдастся. Она прокралась мимо Икарая и пошла вниз по ступенькам; рука задевала теплую скалу справа, потому что слева, она знала, была сотня шагов пустого обрыва.
Она дошла до утеса и нашла спрятанную ступеньку, выступающую из крутого склона. Она выглядела не особо спрятанной, но Ваердинур сказал, что в ней есть магия, и никто ее не увидит, пока им ее не покажут. Шай всегда ей говорила, что нет таких вещей, как маги или демоны, и все это было сказками, но здесь, в этом далеком, высоком уголке мира, все вещи обладали магией. Отрицать это было так же глупо, как отрицать небо.
Вниз по продуваемым ветрами ступеням; то назад, то вперед, прочь из Ашранка; камни становились холоднее под ногами. В лес; огромные деревья на голых склонах; корни ловили ее за пальцы ног и путались в лодыжках. Она бежала вдоль серного ручья, журчавшего среди скал, покрытых солью. Она остановилась, когда от дыхания начал подниматься пар; холод вызывал боль в груди, и она замотала ступни еще теплее, раскатала мех и обернула вокруг плеч, поела и попила, завязала узел и поспешила вперед. Она подумала о Ламбе, который снова и снова с трудом шел за своим плугом, и о Шай, которая махала косой, а пот капал с ее бровей, и она говорила: «Ты только продолжай. Не думай остановиться. Просто продолжай», и Ро продолжала.
Снег здесь лежал медленно тающими кусками; с веток капало — кап-кап; и как же она хотела, чтобы у нее были нормальные сапоги. Она услышала вдалеке грустную песнь волков и побежала быстрее, ее ступни намокли, и ноги болели; под откос, под откос, карабкаясь по острым скалам, и соскальзывая по щебню, сверяясь со звездами, как ее однажды научил Галли, сидя перед амбаром в темноте ночи, когда она не могла уснуть.
Снег перестал падать, но теперь стал глубоким и блестел от рассвета, который проникал через лес; ее ноги хрустели по снегу, ее лицо кололо холодом. Деревья впереди стали тоньше, и она поспешила, надеясь, может быть, выглянуть на поля или цветущие долины, или веселый поселок, уютно устроившийся в холмах.
Она выскочила на край головокружительного утеса и смотрела далеко на высокую и бесплодную страну, остроконечный черный лес и голые скалы, разрезанные и расколотые белым снегом, падающим в длинную серую мглу, без следа людей или цвета. Ни намека на мир, который она знала, ни надежды на освобождение, ни тепла от земли, и все, что было, это холод внутри и снаружи; и Ро подышала на дрожащие руки и подумала, не был ли это конец мира.
— Приятная встреча, дочь. — Ваердинур сидел, скрестив ноги, перед ней, его спина прислонена к дереву; его посох, или его копье — Ро до сих пор не была уверена, что это — в сгибе руки. — Есть ли мясо в твоем узелке? Я не был готов к путешествию, а ты повела меня в ту еще погоню.
Она молча дала ему полоску мяса, села перед ним, и они ели, и она обнаружила, что очень рада, что он пришел.
Через некоторое время он сказал:
— Бывает трудно выкинуть это все из головы. Но ты должна понять, прошлое закончилось. — И он вытащил драконью чешуйку, которую она оставила, и надел цепочку на ее шею, и она не попыталась его остановить.
— Шай придет… — Но ее голос звучал слабо, истонченный холодом, приглушенный снегом, затерянный в великой пустоте.
— Может быть так. Но знаешь ли ты, сколько детей приходило сюда за мою жизнь?
Ро ничего не сказала.
— Сотни. И знаешь, сколько семей пришло, чтобы потребовать их обратно?
Ро сглотнула и ничего не сказала.
— Ни одной. — Ваердинур положил на нее большую руку и сжал плотно и тепло. — Теперь ты одна из
