ему заново всякий раз, когда ее задувал ветер, — но Розенкварца нигде не было.
Наверное, они со Сланцем не теряют надежды, что и здесь, наверху, где-нибудь да есть стеклянные девушки. Ведь Фарид — безобразник — рассказал им, что видел сразу двух, да еще и 'красивых, как феи'! С тех пор оба стекляшкина с таким усердием лазают по веткам, что наверняка скоро сломают себе шею. Глупые создания.
Ладно, Бог с ними. Фенолио обмакнул перо в загустевшие чернила. Придется обойтись так. Ему нравилось новое рабочее место, высокий наблюдательный пункт, где его мир в буквальном смысле лежал у ног своего создателя, несмотря на то, что стеклянный человечек все время куда-то пропадал, а по ночам бывало очень холодно. Нигде еще он с такой силой не испытывал чувства, что слова приходят сами.
Да. Здесь, наверху, он напишет для Перепела лучшую песню, именно здесь, в кроне дерева. Разве может быть более подходящее место? Последняя картина, которую показало пламя Фарида, была тревожной: Сажерук за зубцами башни, спящий Мортимер… Это могло означать лишь одно: Змееглав еще не добрался до замка. 'Еще бы, — удовлетворенно подумал он, — ты же сломал ему колесо посреди леса. Это должно было его задержать как минимум на два дня'. Вполне достаточно времени, чтобы написать то, что нужно, — теперь-то, когда слова так и текут.
— Розенкварц!
'Если он и сейчас не откликнется, — думал Фенолио, — я сброшу его с этого дерева, честное слово!'
— Я не глухой, наоборот, слух у меня получше, чем у тебя! — Стеклянный человечек появился из темноты так внезапно, что Фенолио посадил на лист жирную кляксу, прямо на имя Змееглава. Будем надеяться, что это добрый знак. Розенкварц обмакнул в чернила прутик и начал размешивать, даже не извинившись, даже не объяснив, где он был! Сосредоточься, Фенолио. Забудь о стеклянном человечке. Пиши.
И слова пошли. Легко, потоком. Змееглав вернулся в замок, где когда-то делал предложение матери Виоланты. Бессмертие тяготило его. Он держал в распухших руках Пустую Книгу, терзавшую плоть своего владельца так, как не смогли бы все его пытчики, вместе взятые. Но скоро все это кончится, потому что дочь отдаст в его руки человека, причинившего эти страдания. Ах, как сладка будет месть, как только Перепел исцелит книгу и его гниющую плоть… 'Да, мечтай о мести, Серебряный князь, — думал Фенолио, изливая на бумагу мрачные мысли Змееглава. — Думай только о мести, — не вспоминай о том, что этой дочери ты никогда не доверял!'
— И то хорошо — он пишет!
Это было сказано шепотом, но лицо Змееглава, только что ясно стоявшее перед глазами Фенолио, расплылось и превратилось в физиономию сеньоры Лоредан. С ней была Мегги. Почему она не спит? Фенолио нисколько не удивляло, что ее сумасшедшая тетка по ночам лазает по ветвям и гоняется, наверное, за каждой светящейся мошкой… но Мегги? Она же умирала от усталости после того, как вскарабкалась по стволу вместе с Дориа, отказавшись воспользоваться вместе с детьми подъемной сеткой.
— Да, пишет, — буркнул он. — И давно бы уже закончил, если бы ему не мешали все время!
— Что значит 'все время'? — возразила Лоредан.
Голос у нее снова был агрессивный, а вид — на редкость нелепый в трех платьях, надетых одно на другое. Удивительно, что их столько нашлось на ее объемы! Из чудовищного бархатного наряда, в котором она явилась в этот мир, Баптиста давно уже нашил детям курточек.
— Элинор! — Мегги пыталась ее остановить, но этот рот никому еще не удавалось заткнуть. Фенолио знал это по опыту.
— 'Все время!' — Теперь она еще капает ему на лист воском своей свечи! — Можно подумать, это он день и ночь следит, чтобы дети не выпали из проклятых гнезд, или лазает туда-сюда по стволу, чтобы раздобыть что-нибудь поесть. А может быть, он конопатит стены, чтобы мы все не погибли от холодного ветра? Или стоит на вахте? Ничего подобного, но ему 'все время' мешают!
Кап! Еще одна восковая клякса. Она без малейшего стеснения наклонилась над его свеженаписанными словами.
— А неплохо звучит! — сообщила она Мегги, словно сам он давно растворился в прохладном лесном воздухе. — Нет, правда! Уму непостижимо!
А теперь еще Розенкварц склонился над его строками и морщил стеклянный лобик, как будто по воде пошли круги.
— Ага, теперь еще ты должен высказать свое суждение, прежде чем мне позволят писать дальше?! — рявкнул на него Фенолио. — Какие будут пожелания? Может, мне вывести там героического стеклянного человечка или толстуху, которая всех поучает и доводит Змееглава до такого состояния, что он сам призывает Белых Женщин? Это был бы выход, а, как ты считаешь?
Мегги подошла ближе и положила ему руку на плечо.
— Ты, конечно, не знаешь, сколько тебе еще нужно времени?
Голос у нее был совсем упавший. И не поверишь, что Мегги не раз меняла им судьбы этого мира.
— Уже немного! — Фенолио очень старался говорить уверенно. — Слова пошли. Они…
Он смолк. Снаружи донесся хриплый, протяжный крик сокола. Еще и еще раз. Сигнал тревоги. Нет, только не это!
Гнездо, в котором поселился Фенолио, висело на толстенном суку, превосходившем шириной любую улицу в Омбре. И все же он каждый раз замирал от ужаса, спускаясь по лестнице, построенной Дориа, чтобы избавить старика от необходимости лазать по канату. Черный Принц велел натянуть повсюду поручни, сплетенные из лиан и коры. Да и с самого дерева свисало столько воздушных корней и веток, что в любом месте было за что ухватиться. Но все это не прогоняло страха перед высотой, на которой их держали скользкие сучья… 'Ты же не белка, Фенолио! — думал он, крепче вцепляясь в лианы и осторожно заглядывая вниз. — Для своего возраста ты справляешься очень даже неплохо!'
— Они поднимают канаты! — Сеньора Лоредан, в отличие от него, на удивление ловко перемещалась по воздушным путям.
— Вижу! — буркнул Фенолио. Разбойники забирали наверх все канаты, свисавшие до подножия дерева. Это не предвещало ничего хорошего.
К ним спустился Фарид. Он часто сидел с дозорными у самой верхушки дерева. О Господи, да разве может двуногое существо так ловко лазать? Мальчишка проделывал это не хуже своей куницы.
— Там факелы! Они приближаются! — запыхавшись, выговорил он. — Слышите собачий лай?
Он с укором посмотрел на Фенолио.
— Ты же говорил, что об этом дереве никто не знает? Что об этих гнездах давно забыли?
Упреки! Конечно. Чуть что не так, сразу виноват Фенолио.
— И что? Собаки находят и такие места, о которых никто не знает! — резко ответил он юноше. — Спроси лучше, кто ходил заметать следы? А Черный Принц где?
— Внизу. Со своим медведем. Хочет его спрятать. Глупая тварь не дает втащить себя наверх, и все тут!
Фенолио прислушался. И правда. Собачий лай. Проклятье, да что же это такое!
— Подумаешь! — Сеньора Лоредан, конечно, делала вид, что ничего не боится. — Они ведь не могут стащить нас вниз. С такой позиции легко обороняться!
— Они могут взять нас измором. — Фарид больше нимал в подобных ситуациях, и сеньора Лоредан вдруг встревожилась. И на кого же обратился ее взор?
— Ну что, я опять последняя соломинка, да? — Фенолио передразнил ее голос: 'Фенолио, напиши что-нибудь! Неужели это так трудно?'
Дети вылезали из спальных гнезд, бегали по сучьям как по лесным тропам, и бесстрашно глядели вниз. На огромном дереве они были похожи на рой красивых жуков. Бедняжки!
Деспина подбежала к Фенолио:
— Они ведь не могут забраться наверх?
Ее брат молча посмотрел на него.
— Нет, конечно! — ответил Фенолио, хотя глаза Иво укоряли его за ложь. Иво проводил все больше времени с Йеханом, сыном Роксаны. Мальчишки сдружились. Оба они не по возрасту много пережили.
