позволить себе этого.
Так что Ронни поставил наши сумки возле автобуса и вернулся в гостиницу, чтобы забрать остальные сумки в холле. Несколько ребят ждали там и внезапно схватили две первые попавшиеся сумки — как раз наши с Даффом наволочки. Мы едва постирали белье; у нас не было никого, чтобы заботиться о нашем дерьме. Время от времени — т.е. крайне редко — мы ходили в автомат-прачечную (coin-op laundry) и приводили в порядок нашу одежду. Мы носили то, что у нас было, и просто старались приобретать новые футболки по мере возможности. Обычно, как только мои джинсы изнашивались, до конца тура я носил свои кожаные штаны. Дафф, Иззи и я определенно жили жизнью наших штанов (каламбур); мы закидывали свое дерьмо в одну сумку для прачечной или наволочку, и чистое и грязное, все вместе. В украденной сумке было все, в чем я нуждался в тот день: носки, новая футболка, мой ежедневник, плюс все остальное, что я должен был одеть. Мы подозревали достаточно многих в тот момент, кому понадобилось красть мой 'багаж', как будто это было призом. Наверное, это круто. Тогда это был настоящий облом, потому что у меня не было никакой другой одежды, и я опаздывал на радио-интервью. Мне предстояло выступить в прямом эфире в полотенце, так как я велел Ронни отнести мой 'багаж' в автобус, пока принимал душ — я решил одеться в дороге. По крайне мере, я получил футболку от радиостанции.
Motley была единственной группой из Лос-Анджелеса, с которой нам пришлось столкнутся, и с которой мы работали на национальном, профессиональном уровне. Это имело смысл; они были единственной группой, которую мы уважали, единственной, с кем мы могли разделить дух товарищества. Я был все еще убежден, что никто нас не знает, но вероятно они знали, потому что это был на самом деле билет для нас, и концерты были удивительны. В результате это был проект “плохих парней”, и мы вели себя соответственно.
Однажды ночью я состязался с Никки Сиксом в выпивке. Ты спросишь, кто это придумал, или я начал это, утверждая, что смогу напоить до бесчувствия и Томми и Никки, или Никки решил меня перепить. В любом случае, все закончилось тем, что в каждом городе в баре при гостинице мы начинали свое соревнование. У Никки была система. Он заказывал четыре порции выпивки, и я опрокидывал две сразу же. В то время как он опрокидывал одну порцию и вяло потягивал вторую, которую я давно оприходовал, потому что это было похоже на заседание клуба по интересам. Я был в курсе того, что он замышлял, но по- прежнему быстро опорожнял свой стакан. И было ли это разговором или чем-либо, я начинал терять нить. Достаточно быстро, в зависимости от количества порций, которые я смог выпить. В пылу азарта я ничего не соображал, в то время как он смаковал свою порцию, и в результате все пошло наперекосяк. Я никогда не пил в одиночестве, и не был одурачен; Я отдавал себе отчет о его намерениях.
В теории, мы пили стакан за стаканом, но так как я выпивал половину порций Никки, скажу, что в результате этого я победил двадцатью порциями Джека Дэниэлса к его десяти. Я был настолько пьяным, мне рассказывали, что я облевал в баре весь пол у себя под ногами, и пытался это скрыть. Я не помню, так ли это было на самом деле, но я помню делал то, что мне всегда нравилось делать, в пьяном состоянии – драться с парнями, которые намного больше меня. В данном случае это был Никки, с которым мне не доводилось драться, барный стул и все, выхода нет. Никки довольно высокий, и при этом тогда он был довольно тяжелый, так что он обернулся, опрокинул меня на спину и уселся на меня. Как только я был успокоен, они подняли меня в номер и уложили спать в кровать техника по барабанам Томми Спайди (Spidy). Я проснулся там следующим утром абсолютно неспособный повернуть свою голову; у меня были ужасные боли, которые не испытывал ни разу в своей жизни. Я сумел дохромать до своей комнаты и позвонил Дугу, нашему дорожному менеджеру, чтобы сообщить ему, что мне срочно нужен доктор. Очевидно, я повредил четыре шейных позвонка.
Я с трудом мог играть, потому что ощущение ремня моей гитары через плечо было мучительно. Я провел следующие несколько недель, только стоя на одном месте на сцене с моим сброшенным цилиндром, насколько я мог. Позвонок, который был поврежден, был слишком далек и одновременно слишком закрыт у основания черепа, чтобы хиропрактик (костоправ) смог вправить его в позвоночник. Таким образом, я приобрел свой первый опыт с иглоукалыванием, и это, оказалось, было очень полезно; меня кололи перед каждым концертом и потом несколько раз в неделю в течение нескольких месяцев. Пока опухоль не спала, я ходил везде как заржавевший Оловянный Человек .
Это было не единственным болезненным опытом той ночной вечеринки. Очевидно, после того, как я упал в обморок, Томми и Никки фотографировали меня: они сделали снимок моего лица, с нависающими надо мной яйцами Томми, и следующим утром растиражировали снимок и раздавали его всем в туре. Я думаю, что фотография даже стала официальным изображением, типа контрамарки для своих. Меня превратили в яйцесоса и показали всему миру.
Никогда прежде Ганзы не имели таких отношений с группой, с которой ездили в турне. И никогда не достигали такого же уровня распущенности. Motley была единственная группа в округе с аналогичным самоубийственным менталитетом, комбинирующая с скандальным настроем, что наделяло концерты особым смыслом. Нечто похожее я испытал, когда Skid Row открывали концерт Guns-N’Roses несколько лет спустя, и, я думаю с Себастьяном Бахом на сцене мы пошли еще дальше.
Motley действительно готовили нам большой финал: они соблюдали старую панк-традицию посвящения открывающей тур группы в последний вечер. Их команда держала все в секрете, и мы действительно понятия не имели, что произойдет. Когда мы начали свою последнюю песню, двадцать фунтов муки упали на нас сверху, и какими бы крутыми мы себя тогда не считали, мы выглядели смешными. Мне потребовались недели, чтобы вытащить это дерьмо из трещин моей гитары.
Все это было определенно полезным опытом. Motley были на вершине своей игры и были хорошо отлаженным механизмом, но я никогда не забуду измученный взгляд их менеджера Дуга МаккГи (Doc McGee) всякий раз, когда я сталкивался с ним. Он имел дело с группой, балансирующей на грани дозволенного: в том туре. К концу каждой ночи Томми обычно был настолько плох, что казалось, он был при смерти. Мое последнее воспоминание как Дуг вез Томми через весь аэропорт на тележке для багажа, чтобы успеть на самолет. Томми был в тот момент абсолютно невменяемым; он был кучей долговязых конечностей, которые свисали по сторонам, со склоненной вперед головой, его подбородок качался на уровне его груди.
После того, как мы закончили тур с Motley, стало слишком трудно подбирать выступления– было мало групп, соответствующих нашим выходкам. Но был один безупречный кандидат – Элис Купер. Это было похоже на брак на небесах. С Элисом Купером мы выступали еще в 1986 году в Санта-Барбаре, любой артист его уровня мог бы послать нас немедленно. Мы рассчитывали выехать за час до концерта все вместе, но Эксл настаивал на том, что поедет со своей подругой Эрин в самую последнюю минуту. Мы все были против, в том числе и Алан, но Эксл убедил его, что волноваться не о чем. Мы добрались до клуба; Эксла нигде не было, но было очевидно, что он в пути. Настало время выхода на сцену— Эксла нет - так что мы с Иззи, Даффом и Стивом вышли и начали играть без него. Иззи с Даффом спели 'Whole Lot of Rosie' AC/DC и несколько других каверов. Мы открывали Элиса Купера, но в основном сет был пьяным джемом, пригодным для выступления в баре — вот только мы стояли на сцене. Это было настолько хреново, что мы даже спросили публику, если среди них настоящий певец, чтобы спеть с нами. На одну минуту мы даже подружились с толпой, но все быстро изменилось; закончилось тем, что мы оскорбили их и побросали свои вещи. Это было смешно.
Мы немного подождали и затем ретировались от полного позора. Мы возвращались в Голливуд настолько озлобленные, что говорили той ночью об увольнении Эксла из группы и поиске нового вокалиста. Иззи и я сразу повернули к дому и я был достаточно зол, чтобы снова вмазать; как только мы словили кайф в ванной, опять начали говорить об этом гребаном концерте и что нам делать с этим. Подобные разговоры уже велись не в первый раз; я могу сказать на полном серьезе, что тема увольнения в истории группы Эксла возникала раз шесть. Мы были в процессе разработки реальной стратегии поведения, как вдруг появился Эксл. Он вошел в ванную и сел на край ванны и начал говорить.
Удивительно, но Эксл никогда не понимал, что он был не прав в ситуациях, подобной этой; у него это в голове не укладывалось. Думаю, он пришел к нам, не видя ни малейшей причины для извинений. Тем не менее, он говорил долго и так как речь шла об его отсутствии на концерте, он действительно высказал нечто похожее на извинение. После чего, он с большим энтузиазмом, чем звучало само извинение, объяснил причину своего поступка. Он так увлеченно рассуждал и у меня создалось впечатление, что он полностью не осознавал значения своего отсутствия и стало ясно, что он вообще не въехал в суть
