моему пребыванию в Городе Ветров (Windy City, Город ветров - о Чикаго – прим. Nusha). Первый произошел ночью, когда мы вернулись домой после пьянки в честь праздника итальянской кухни, устроенного на тротуаре перед нашим домом. Я получил возможность наблюдать за беспорядком сверху, потому что, повторюсь, я настоял на проведении всей ночи лежа на крыше автомобиля, на котором мы ездили от бара к бару. Наш любимый ресторанчик итальянской кухни располагался справа на углу и, вероятно, Эксл выбросил весь обед группы на головы нескольких человек, которые каким-то образом узнали, что мы живем в этом доме и забрасывали его вопросами с улицы. (Кстати сказать, не этот случай вдохновил нас на создание названия The Spaghetti Incident; оно произошло от одного из исков против кое-кого из нас, которые заявил Стивен в ходе судебного разбирательства – о котором мы поговорим позже – после своего увольнения. Не помню, чего он требовал…уверен, Эксл и на него когда-то вывалил тарелку спагетти. Полагаю, эта тема тех лет).
Как бы там ни было, после того, как Эксл выкинул наш обед на зевак, он решил разнести ко всем чертям нашу кухню и перебил все стеклянные предметы в доме. И, как мы узнали через несколько дней, во время его бешенства приезжал Иззи; он ехал на машине из Индианы. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что происходит на улице; он сразу же развернулся и уехал обратно, даже не заходя в дом.
Полагаю, кое-кому из нас стоило бы заметить, что Эксл как-то несчастлив и начать действовать уже после первого случая, но мы тогда не придали этому значения и позволили ему поступать по своему усмотрению. Кто знает, может быть, если бы мы выслушали, что он хочет делать, и немного бы подчинились, возможно, он бы не сходил с ума до такой степени. Но кто же мог догадаться, почему он был настолько несчастен? Он приехал сюда в ужасном настроении, и, казалось, что раньше он находился в очень депрессивном месте. Но, чтобы быть честным, скажу, что я в тот момент больше переживал за Стивена, чем за Эксла: он был огромной проблемой, он принес тонны несчастий, а его выходки стали неприятными. По началу я не замечал этого; он прятал кокаин в холодильнике в комнате под лестницей, где мы жили.
Мы тусили вместе и разделяли друг с другом некоторые проблемы, но не понимал, почему Стивен обычно надирался больше всех. У него только лишь начинали блестеть глаза и он сказал: «Эй, чувак… масленка», - и указывал на холодильник.
«Да, хорошо, Стиви. Конечно», - ответил я. Я подошел к холодильнику, достал выпивку и пошел обратно, не зная, что ответить. Я не думал, что он на самом деле хотел, чтобы я заглянул в масленку. Он был чертовски пьян, поэтому я не воспринял его слова всерьез.
«Ты видишь?» - спросил он, дико оскалившись. Он продолжал показывать на холодильник и говорить: «Масленка».
«Да, чувак, я вижу», - ответил я. «Это самый лучший холодильник из всех, что у нас есть. И масленка реально красивая».
«Масленка»
«Так, Стивен… что ты пытаешься сказать?»
Внезапно Том Мейхью понял, в чем дело: Стивен битком набил эту масленку кокаином.
В тот момент у меня не было шансов, но я понял, что нас полностью разоблачили. Не имело значения, какой контроль я пытался установить или что думал каждый из нас, стало очевидно, что Стивен просто безнадежен. Вскоре после того, как группа уехала из Чикаго, мы стали все меньше и меньше общаться; после возвращения в Л. А., он полностью изолировался от нас. Мы были тесно связаны как группа, но за время нашего двухгодичного тура, между мной и Стивеном как людьми появилась большая дистанция, которая переросла в нечто плохое.
Одной из нескольких вещей, которая у нас, как у группы, была общей, являлся всеобщий интерес к альбому Faith No More “The Real Thing”. Он стал фоновой музыкой всего нашего путешествия. Он постоянно звучал из разных стереосистем в нашем доме.
Но это всего лишь лирическое отступление, сейчас о причинах моего отъезда. Последней каплей стала придирка к девушкам, которых пригласили к нам домой однажды ночью. Моя девушка Меган ушла, и я остался в кровати один. Позже ночью я услышал какую-то возню; голоса нескольких людей, доносившиеся из комнаты Эксла. Вообще Эксл проводил большую часть времени в одиночестве; как правило, болтая с кем-то по телефону. Та ночь располагала к встречам.
Моя комната находилась в начале здания, от комнаты Эксла ее отделяла гостиная и длинный коридор, похожий на вагон. В общем, я пошел посмотреть, в чем там дело. Я увидел нашего телохранителя Эрла, Тома Мейхью, Стивена и Эксла в компании двух беззаботных девчонок со Среднего Запада, которых они пригласили к нам.
Мы стали веселиться вместе, было уже очень поздно, стало понятно, что эти девушки переспят с каждым из нас. Они были готовы отсосать каждому в комнате, что мне казалось вполне понятным, но они не захотели трахать нас. Не знаю почему, но Эксл безумно взбесился. У девушек была вполне понятная причина поступать таким образом, но Эксл настаивал на обратном. Этот спор продолжался не больше минуты и закончился миром, но внезапно Эксл взорвался. Он с жестокостью набросился на них, чем сильно шокировал нас. Это было уже слишком. Отец одной из девушек оказался известным офицером Чикагской полиции, и это стало последним ударом…в общем-то, что я и говорил. Утром я собрал вещи и через несколько дней вылетел Л. А., Меган полетела вместе со мной.
Ганзы были такой группой, которая в миг могла развалиться на несколько частей; но это было только половиной возбуждения. Когда у нас находилось общее дело, оно в меньше всего похоже на счастье. Чем больше времени мы проводили по отдельности, тем больше атмосфера творчества превращалась в воспоминания, чем в реальность; нехватка общения и незнание того, что же на самом деле происходит с остальными, мешали нам хоть как-то изменить положение вещей.
На творческом уровне вещи между нами изменились радикально. Песни для Use your illusion I и II Ганзы сочиняли одинаковым способом: начинали с идеи, которую приносил кто-нибудь из нас, а затем дорабатывали ее. Эксл, как правило, занимался текстами; он прекрасно чувствует мелодию, поэтому тексты неплохо сочетались с манерой сочинения песен Иззи, Даффа, ну и моими; создать великолепные гитарные партии было довольно легко, поэтому за очень короткое время у нас появлялись воистину гениальные песни. Между Экслом и Иззи существовала удивительная химия, потому что Эксл знал, как превратить один из простеньких набросков Иззи в великолепную, законченную и гармоничную, богатую мелодией и текстом песню. Замечательный пример тому – “Patience”: Эксл на самом деле полностью поднял эту песню Иззи до чего-то большего. У меня была сильная мелодия и рифы, которые я привязал ко всему остальному. Через какое-то время я начинал писать самую сущность песни с гитарным хуком (хук - вид музыкальной фразы, прим. Nusha), которую Дафф дополнял шикарной линией баса, или я придумывал связующую партию и кусочек припева, и это вдохновило Эксла на написание потрясающего текста.
Когда мы с Иззи приносили песню группе, то, как правило, слова в ней присутствовали частично или полностью, но когда Эксл пел их по-своему…она по настоящему становилась нашей. Вернуться к этому было легко, но к 1990 году мы растеряли общее вдохновение, чтобы творить. Желание собраться вместе и писать песни объяснялось одной вещью: оно походило на повседневную работу. Так круто вдохновляться взаимным сотрудничеством. Нам было очень трудно прийти к этому. По началу мы работали над этим, и, в конце концов, добились результата; все было замечательно и пришло к нам довольно быстро, но все, чем мы занимались, по сути являлось скучной рутинной работой.
Когда я вернулся в Л. А. из Чикаго, то очень разочаровался в группе. Я вновь приехал в Ореховый Дом вместе с Меган. Не знаю, о чем я тогда думал – ведь мы были знакомы совсем немного, но тем не менее она приехала вместе со мной. Остальные ребята из группы, за исключением Иззи, который все еще находился в Чикаго, только через день или два поняли, что я уехал. Они тоже начали собираться назад, но в конце концов Эксл в течение двух недель со дня моего отъезда оставался там. Учитывая, что он был взбешен окончанием нашей с ним «творческой передышки», то он не занимался написанием текстов в приготовленном для наших репетиций месте. Как я понял, он тратил это время на сон и разгром дома, вымещая таким образом свою злобу, а еще он через наш менеджмент, как правило, через Дуга, присылал мне сообщения с упреками. Обычно Дуг звонил мне, как будто бы он работал у Эксла мальчиком на побегушках, и, не могу сказать, что я автоматически верил всему из того, что ему приходилось говорить, но я отвечал настолько честно, насколько было возможно и надеялся, что он передаст Экслу всю правду о причинах моего отъезда. И все же, не считаясь ни с чем, Эксл оставался там еще какое-то время и, думаю,
