Под музыку русского слова

В январе 1886 года вышло второе издание стихов Семена Надсона, а в марте — третье. В апреле поэт устраивает еще один вечер в пользу литературного фонда в Киеве, и опять большой успех!

* * *

Наперекор грозе сомнений
И тяжким ранам без числа
Жизнь пестрой сменой впечатлений
Еще покуда мне мила.
Еще с любовью бесконечной
Я рвусь из душной темноты
На каждый отклик человечный,
На каждый проблеск красоты.
Чужие стоны, скорбь чужая
Еще мне близки, как свои…

1886

Из Киева Надсон переезжает в Ялту и вскоре после прибытия получает радостное известие, что Академией наук ему присуждена Пушкинская премия в 500 рублей. Он счастлив и горд.

К сожалению, счастье и несчастье — одновременно. Болезнь продолжает прогрессировать.

* * *

Нет, в этот раз недуг мне не солжет:
Я чувствую, как отлетают силы;
Смерть надо мной, она стоит и ждет…
И я — на рубеже могилы…

1886

Состояние больного характеризуется как «печальное»: каверны в легких, лихорадка, упадок сил. В эти тяжелые дни к физическим страданиям поэта прибавляется и душевная мука, вызванная агрессивными, в виде фельетонов, газетными публикациями некоего Буренина, имя которого упоминает в одной из своих эпиграмм поэт-сатирик Дмитрий Минаев:

По Невскому бежит собака,
За ней Буренин тих и мил.
Городовой, следи, однако,
Чтоб он ее не укусил.

Свое нелицеприятное мнение о недостойном поведении этого литератора выскажет и лечащий врач поэта, г-н Штангеев: «Я убежден, что умерший безвременно Семен Яковлевич Надсон, несмотря на безнадежность болезни, мог бы прожить по меньшей мере до весны или даже осени, если бы фельетон Буренина не был напечатан».

В последнем фельетоне, опубликованном в газете «Заря» Буренин обвинил смертельно больного поэта в том, что он представляется больным и умирающим, чтобы жить за счет частной благотворительности.

Это оказалось «последней каплей». 19 января (по старому стилю) 1887 года, в 9 часов утра, после продолжительной агонии Семена Яковлевича Надсона не стало.

Его тело было перевезено в Петербург и похоронено на Волковом кладбище при большом стечении народа, в основном студенческой молодежи и литераторов. Общественное внимание к усопшему поэту выразилось в некрологах, лекциях, рефератах, литературных вечерах, посвященных его памяти, в Москве, Петербурге, Киеве и других городах.

Старейший поэт Полонский написал на смерть Надсона стихотворение с такой заключительной строфой:

Спи с миром, юноша-поэт,
Вкусивший на дороге краткой
Все, что любовь дает украдкой:
Отраву ласки и клевет,
Разлуки гнет, часы свиданий,
Шум славы, гром рукоплесканий,
Насмешку, холод и привет —
Спи с миром, юноша-поэт!

Сам Надсон, зная, что дни его сочтены, написал о своей грядущей смерти прямо и жестко:

Расчетливый актер приберегает силы,
Чтоб кончить с пафосом последний монолог…
Я тоже роль сыграл, но на краю могилы
Я не хочу, чтоб мне рукоплескал раек…
Я умереть хочу с холодным убежденьем,
Без грома и ходуль, не думая о том,
Помянут ли меня ненужным сожаленьем
Иль оскорбят мой прах тупым своим судом.
Я умереть хочу, ревниво охраняя
Святилище души от чуждых, дерзких глаз,
И ненавистно мне страданье напоказ…

Из стихотворения «Последнее письмо», 1884

А я позволю себе процитировать поэтическую фразу Семена Яковлевича Надсона, в свое время широко известную всей читающей России:

«Не говорите мне: он умер — он живет.
Пусть жертвенник разбит — огонь еще пылает,
Пусть роза сорвана — она еще цветет,
Пусть арфа сломана — аккорд еще рыдает».