В парижский пригород, сюда, Где мальчик огород копает, Гудят протяжно провода И робко первая звезда Сквозь светлый сумрак проступает. Эмиграция. Неожиданный скорый переход из одного мира в другой. Даже младенцу, появляющемуся на свет естественным путем, «скорые роды» могут принести непоправимый урон. Что же говорить о взрослой, вполне сложившейся творческой личности? Как быть, если тело продолжает жить, голова — мыслить, а все, что связано с сердцем и душой, осталось далеко за морем.
Балтийское море дымилось И словно рвалось на закат. Балтийское солнце садилось За синий и дальний Кронштадт. И так широко освещало Тревожное море в дыму, Как будто еще обещало Какое-то счастье ему. * * * Россия счастие. Россия свет. А может быть, России вовсе нет. И над Невой закат не догорал, И Пушкин на снегу не умирал, И нет ни Петербурга, ни Кремля — Одни снега, снега, поля, поля… * * * Как вы когда-то разборчивы были, О, дорогие мои! Водки не пили — ее не любили, Предпочитали Нюи… Стал нашим хлебом цианистый калий, Нашей водой — сулема. Что ж — притерпелись и попривыкали, Не посходили с ума. Даже напротив — в бессмысленно злобном Мире — противимся злу: Ласково кружимся в вальсе загробном На эмигрантском балу. * * * Не спится мне. Зажечь свечу? Да только спичек нет. Весь мир молчит. И я молчу. Смотрю на лунный свет… О чем думает поэт-эмигрант Георгий Иванов? Как и все люди, о многом, о разном и, возможно, о той поре, которая безвозвратно ушла в прошлое.
Опять на площади Дворцовой Блестит колонна серебром. На гулкой мостовой торцовой Морозный иней лег ковром. Несутся сани за санями, От лошадей клубится пар, Под торопливыми шагами Звенит намерзший тротуар. Беспечный смех… Живые лица… Костров веселые огни… Прекрасна Невская столица В такие солнечные дни. Идешь и полной грудью дышишь, Спускаешься к Неве на лед И ветра над собою слышишь Широкий солнечный полет. И сердце радостью трепещет, И жизнь по-новому светла, А в бледном небе ясно блещет Адмиралтейская игла. Быть может, поэт размышляет об искусстве, о своем месте в поэзии:
В тишине вздохнула жаба, Из калитки вышла баба В ситцевом платке. Сердце бьется слабо, слабо, Будто вдалеке. В светлом небе пусто, пусто, Как вареная капуста Катится луна, И бессмысленность искусства Вся, насквозь, видна.