– Если бы ты была тогда с Эмили, то вы обе стали заложницами. Сейчас пришлось бы искать вас обеих.
Дьюард знал, что это не оправдание. Конечно же, он чувствовал себя виноватым в пропаже ребенка не меньше самой Каролины.
– Тогда, по крайней мере, я была бы рядом с дочерью.
Она отвернулась от него, пришпорила лошадь и поехала впереди рядом с Хокинсом. И в этот момент Адам вдруг вспомнил, что Саламанка занята французами, однако опасность встречи с противником меркла при мысли о пропавшей девочке.
Городишко этот располагался на плодородной равнине, по которой протекала река Тормес. Наконец, на рассвете показались первые деревянные домики, окруженные садами, и, несмотря на ранний час, начали встречаться первые прохожие.
Обернувшись, Хокинс сообщил Адаму:
– Она хочет остановиться и спрашивать людей.
– Да, я хочу остановиться, – подтвердила Каролина. – Буду заходить в каждый дом, спрашивать каждого встречного!
– Но это еще не Саламанка. Это лишь окраина, – спокойно произнес Дьюард.
– Ну и что? Я знаю, что на это уйдет много времени. Но не будем же мы прохлаждаться, дожидаясь десяти часов? Неужели мы оставим Эмили одну на целый день и не будем ничего предпринимать?
– Нам потребуется помощь, Каро. Втроем мы не справимся, а только все испортим. Нужно сначала осмотреться.
Адам знал, что церковь Сан-Себастьян находилась в центре города, на площади Майор, где полно как местных жителей, так и приезжих. Оттуда разумнее всего начинать поиски.
Для начала они остановились в гостинице Виа Руэл. Здесь Дьюард оставил Каролину с Хокинсом, а сам, пообещав вернуться через час, отправился к одному другу, который проживал в этом городе и мог бы им помочь.
Уже через четверть часа Адам выяснил, что его друг по-прежнему обитает в Саламанке, и что его можно найти или в его же доме на площади Анайя или у любовницы, проживавшей недалеко от моста Пуэнтэ Романо. С этой информацией он и поспешил вернуться в гостиницу, так как опасался, что Каролина не захочет ждать, и сама отправится на поиски.
Но вопреки предположению, она все еще находилась в гостинице. Сидела за столом в общем зале – куда, к дьяволу, подевался Хокинс?! – и испуганно смотрела на французских солдат, обступивших ее. Мысленно выругавшись, Адам направился к ним.
– Какие-то проблемы, сержант? – спросил он одного из них по-французски решительным холодным тоном, которым разговаривал еще в Аскуэре.
Непостижимо, но обернувшийся к нему сержант оказался ни кем-нибудь, а Газеном! Газен собственной персоной! Уверенный в себе и своей власти. Какого дьявола он делал в Саламанке?!
– А-а-а! – Лицо старого знакомого расплылось в широкой злобной ухмылке. – Сам капитан Сен-Жюст! И его маленькая англичанка-любовница! Вы все еще без мундира, капитан? Отчего же, простите? Кажется, здесь уже не нужна осторожность. Разве вы уже не среди своих соотечественников?
Глядя на распоясавшегося француза и едва сдерживая гнев, Адам встал рядом с Каролиной.
– Я приехал сюда сегодня утром, сержант. И не обязан перед вами держать отчет, так что ни моя одежда, ни цель моего приезда вас не касаются.
Газен усмехнулся.
– Ну конечно! Однако я в Саламанке уже несколько дней, и никто здесь ничего никогда не слышал о капитане Сен-Жюсте! Ах, ну да, какая жалость: мужчина настолько засекречен, что ни единая душа его имени не знает. Но полковник Леко, наверное, должен знать своего офицера, не так ли? И я думаю, вы сами мечтаете засвидетельствовать свое почтение вашему большому другу. Ведь вы сами как-то утверждали, что полковник Леко – ваш большой друг, я не ошибся? – Газен сделал жест, и четверо солдат встали рядом с ним. – Я провожу вас! Я даже дам вам охрану, которую вы заслуживаете. Видите этих молодцов? Полагаю, мы должны отправиться сейчас же. Нехорошо заставлять полковника ждать. И, капитан, прихватите с собой свою любовницу. Говорят, Леко понимает толк в женщинах.
Только теперь Адам посмотрел на Каролину. Она выглядела испуганной, но поднялась спокойно и, взяв его под руку, сказала:
– Какая жалость, что я не успела переодеться! – Произнесено это было на чистом французском.
Когда они покинули гостиницу и пошли вдоль улицы, окруженные солдатами, Каролина шепнула Дьюарду по-английски:
Хокинс ушел. До вечера он не вернется.
– Но я же велел ему не оставлять тебя!
– Я упросила его. Он занимается поисками Эмили, Адам. Кто-то же должен это делать!
Последние слова прозвучали, как обвинение. Адам посмотрел ей в глаза и прочел в них: «Если бы не ты, то мою дочь не украли бы! И мы не оказались сейчас в Саламанке, арестованные французами».
Он хотел бы успокоить женщину, но как? Только возвращение Эмили могло бы ее успокоить. По крайней мере, тогда можно было бы сказать, что их ситуация не так уж и плоха.
– Мое сокровище, – произнес он по-французски, заметив, с каким подозрением солдаты смотрели на него. – Не беспокой себя понапрасну. Наш арест долго не продлится. Все будет хорошо.
Каролина метнула в него недовольный взгляд и отвернулась. Она понимала, что Адам мог обмануть молоденького лейтенанта в Аскуэре, но вряд ли этот номер пройдет здесь, в Саламанке, где были собраны немалые силы французской армии.
Газен ввел их в двор большого здания, в котором располагался штаб, и велел двоим солдатам остаться на улице. Затем повел своих пленников по широкой лестнице внутри здания.
Их пропустили в приемную, где томились с полдюжины испанцев, и у больших двойных дверей стояли два французских солдата с саблями на боку.
Газен, подойдя к одному из солдат, заявил, что арестовал мужчину, который выдает себя за капитана Сен-Жюста, и его любовницу-англичанку. Этот, якобы, Сен-Жюст, по всей видимости, обыкновенный шпион. Об этом немедленно должно быть сообщено полковнику Леко. Немедленно, иначе он, сержант Газен, не отвечает за гнев полковника.
Солдат отдал честь и исчез за дверью. Вскоре он снова появился и велел Газену войти вместе с пленными. Каролина затаила дыхание. Адам обнял ее и слегка подтолкнул вперед.
Они вошли в просторную комнату с высокими потолками.
Прямо перед ними стоял огромный стол, возле которого возвышался широкоплечий мужчина в мундире полковника французской армии. Глубокая морщина
