морская болезнь начиналась…
Что ж делать? Где же настоящая большая мама и няня, которые все умеют, и все понимают, и всем управляют?!
Гриша нащупал в кармане железное колечко, повертел его в пальцах и захныкал. Как теперь их всех расколдовать? Горе-то какое…
И, размазывая на ходу кулаком струившиеся по щекам слезы, побежал к гамаку.
— Скворушка! Где ты там? Беда у нас случилась…
Из липовых листьев высунулась знакомая темно-серая головка:
— Ау! В чем дело, мальчик?
— Расколдуй их, пожалуйста!.. Я тебе две недели все свои утренние булочки приносить буду. Вот оно, твое колечко.
— Что так? Взял на неделю, а через три часа назад. Ну, ладно. Расколдую и без булочек. Вот, смотри…
Скворец взял колечко в клюв и полетел низко над травой справа налево, в обратную сторону. Через минуту птица подлетела к гамаку.
— Готово. Ступай домой — и никому ни слова. Все в порядке.
Мальчик радостно свистнул и помчался к веранде. У крайних кустов приостановился, — из столовой доносился голос большой, настоящей мамы:
— Ничего не понимаю! Кто все варенье съел? Почему от ковра спиртом пахнет? Почему пальто на полу валяется?
Недовольный голос взрослого папы отозвался:
— Пепельницу мою расколотил кто-то… И новое пальто все в молоке… Черт знает что такое! Гриша! Иди-ка, дружок, сюда.
Но милая, справедливая няня вступилась:
— Да он, батюшка, и не был тут. Все по парку носится. Кот, должно быть, чужой в окно вскочил и накуролесил.
Папа себя только по коленке хлопнул:
— Странный кот… Варенье из запертого буфета выудил, пальто снял и измазал… Скажи ты на милость!
Что ж няне за чужих котов отвечать. Мало ли какие бывают.
Высунулась она в окошко, посмотрела во все стороны и крикнула наугад в кусты:
— Гришенька! Куда ты там запропастился? Обедать, милый, иди.
Из густого шиповника около самого дома тонкий Гришин голосок ей сконфуженно ответил:
— Сейчас…
Надо было ему еще свою растрепанную курточку в порядок привести. А что им сказать?.. И слов никаких в голове не было. Ведь все равно ничего им не объяснишь толком в этой истории…
<1932>
ПОСЛЕСЛОВИЕ
ВОЛШЕБНИК
Предисловий дети обычно не читают. Да и взрослые их особенно не жалуют. Куда приятней сразу погрузиться в захватывающее повествование или декламировать звонкие строки, нежели знакомиться с чьим-то мнением о книге. Однако, добравшись до последней страницы, любознательный читатель нередко жаждет продолжения, проникается желанием узнать побольше о том, кто сочинил эту книгу. Вот тут-то, как нельзя кстати, и бывает после — словие.
Смею надеяться, что слово об авторе «Детского острова» будет воспринято с интересом и вниманием — как большими, так и маленькими читателями. Тем более что о поэте с таким странным, согласитесь, необычным именем — «Саша Черный» известно на удивление мало. Некоторые даже думают, что это… мальчик, обладавший чудесным даром писать стихи.
Вовсе нет. Несмотря на мальчишеское имя, Саша Черный вполне взрослый мужчина. Даже с усами и сединой в волосах. Угодно убедиться? Фотографический снимок открывает этот том. Что-то озорное чудится в блеске глаз. А с губ, кажется, вот-вот сорвется беззлобная шутка.
Таким же запомнился Саша Черный современникам — тем, кто знал его близко: «Что-то необыкновенно милое, чистое было в этом, сохранившем молодость лице, увенчанном облаком легких, курчавившихся, совершенно седых волос, резко выделявших черноту бровей и короткой щеточки усов»[15]. Этот портрет можно дополнить еще одним описанием: «Да, это тот самый мягкий взгляд Саши Черного, который мы так любили при его жизни, задумчивый, тихий и наблюдательный, с той искрой доброго юмора, с благородным оттенком невысказываемой печали и сдержанной ласки»[16].
Представляясь таким образом малышам, поэт немного лукавил. Однажды он открыл секрет своего псевдонима (так называют выдуманные имена, за которыми скрываются писатели и поэты, да и не только они): «Нас было двое в семье с именем Александр. Один брюнет, другой блондин. Когда я еще не думал, что из моей „литературы“ что-нибудь выйдет, я начал подписываться этим семейным прозвищем». Оказывается, все просто: черноволосого мальчика кликали «Сашей черным», а светловолосого — очевидно, «Сашей белым».
Впрочем, это единственная тайна биографии, которой поэт сам поделился. Остального — чур не касаться! До нас дошли буквально крохи дописательской судьбы Саши Черного: в ее подробности были посвящены лишь самые близкие ему люди.
Итак, родился Саша Черный в Одессе, в 1880 году. Настоящая его фамилия — Гликберг, а звали его Александр Михайлович, в детстве просто Саша. Семья была большая, зажиточная. Отец — провизор, то есть аптекарь. Дед — купец, торговец скобяными товарами. О матери почти ничего неизвестно. Все вроде бы хорошо, но уж больно суров и крут нравом был глава семейства — чуть что — жестоко наказывал детей (у Саши были еще два брата и две сестры) за малейшую провинность.
Чаще других доставалось, судя по всему, Саше, исключительному выдумщику и фантазеру. То пытался он сделать непромокаемый порох из серы, зубного порошка и вазелина, то изготовлял чернила из сока шелковичного дерева, превращая квартиру в небольшой химический завод. Кому это понравится? Нет, ни озорником, ни задирой, ни хулиганом его не назовешь. Просто-напросто: «Мальчик был особенный. Из тех мальчиков, что шалят-шалят, вдруг притихнут и задумаются… И такое напридумают, что и выговора серьезного сделать нельзя, — начнешь выговаривать, да сам и рассмеешься»[17].
Впрочем, родители Саши не были столь снисходительны и отнюдь не поощряли его хитроумные затеи и выдумки. Вот что впоследствии поведала жена Саши Черного (наверняка с его слов и воспоминаний о детской поре): «Никто никогда ничего ему не дарил, когда он был ребенком. И когда он за неимением игрушек находил в доме что-нибудь, что можно было бы приспособить для игры, его наказывали»[18].
Короче: когда Саше исполнилось 15 лет, он, не в силах более терпеть семейное иго, убежал из дому (последовав, кстати заметить, примеру старшего брата). Много скитался, попал, наконец, в Петербург, где
