Оно и понятно. У кого было учиться Саше Черному стихосложению для самых маленьких? Вспомните: тогда ведь еще не существовал ни «Крокодил», ни «Вот какой рассеянный», а их будущие авторы — Корней Чуковский и Самуил Маршак были «взрослыми» писателями. Чуковский обладал славой весьма оригинального литературного критика, чьего хлесткого пера побаивались многие. Маршак же считался бойким фельетонистом, подписывавшимся псевдонимом «доктор Фрикен».
Случилось так, что жизненные пути каждого из них пересеклись с Сашей Черным. Молодой Маршак тоже печатался в «Сатириконе» — новом сатирическом журнале, где поощрялись любые «звонкие фокусы- покусы». Оба они более всего любили шататься белой ночью по питерским улицам, называя это времяпрепровождение «умозгованием весны». Еще любили устраивать дружеские пирушки. Однажды жена Саши Черного, Мария Ивановна, застала их… под столом, где они декламировали стихи. С какой стати они там оказались? Кажется, я догадываюсь…
Помню, мы с сестренкой, когда были маленькие, любили устраивать так называемую «кротовью нору» (за что нам влетало от родителей). Сдвигали стулья, набрасывали на них всякие покрывала и «жили» там, блаженствуя в полумраке. Видимо, всем людям (и детям тоже) свойственно желание уединиться, иметь в квартире свой собственный закуток, куда можно спрятаться и где ты волен вести себя как хочешь.
А какое удовольствие обустраивать свое жилище! Есть у Саши Черного немудреный рассказ «Домик в саду». Ничего особенного в нем не происходит. Просто дети расставляют мебель и посуду в построенном для них домишке, развешивают картинки, стремясь его обуютить, красят крышу… И так любовно, с такими подробностями описана «жизнь понарошку», что догадываешься — Саша Черный наверняка не раз принимал участие в подобной игре.
Вернемся к Маршаку. В его доме устраивались любительские спектакли: юный Маршак вместе с братом (тогда еще гимназистом) и сестрой выпускали домашние журналы. Для одного из них Саша Черный сочинил незамысловатый стишок, начинавшийся словами:
Развлекаясь таким образом, шутя и играя, они едва ли помышляли о творчестве для детей. Но уже тогда, видимо, исподволь, подспудно вызревало в душе то, что проявилось гораздо позже.
С Корнеем Чуковским у Саши Черного отношения были неровные. Они то сближались, то расходились. Наиболее близко свели их малые дети. О Чуковском ходили слухи, что свой досуг писатель заполняет записыванием слов и речений, созданных детьми. В будущем из этого «чудачества» возникла известная всем книга «От двух до пяти».
Чуковский-критик с присущим ему темпераментом и злоречием разносил в пух и прах современную ему детскую литературу. На страницах журналов «Игрушечка», «Мирок», «Тропинка», «Задушевное слово» существовала какая-то особая лилипутская страна для пай-мальчиков и пай-девочек. Все было крайне благопристойно и слащаво: цветы на слабых ножках, мотыльки, эльфы, феи… Прогуливающиеся малютки не позволяли себе никакой шалости, грубого слова или крика — фи! Это дурно!
Изготовлением подобного приторного сиропа для малюток занимались почему-то в основном дамы- писательницы. Одну из них Саша Черный изобразил качающейся на ветке птичкой, пикающей милым деткам следующее:
Сколько угодно можно было высмеивать дамское сюсюканье, однако ничего другого взамен современная литература предложить не могла. Тогда, почти одновременно и Чуковскому, и Саше Черному в голову пришла одинаковая мысль: а не попытаться ли самим создать что-то для подрастающего поколения? По сути, предстояло совершить переворот в детской словесности, своего рода революцию. Причем знали они четко лишь то, как нельзя писать для детей. А как надо?
В 1912 году они затевают детские альманахи. Чуковский назвал свой сборник «Жар-Птица», а Саша Черный дал своему детищу название «Голубая книжка». Для осуществления замысла необходимо было найти и завербовать единомышленников — тех, кто мог, по их мнению, стать участниками задуманного предприятия. Саша Черный обращается с письмом к А. М. Горькому, у которого он незадолго до этого побывал на острове Капри. «Очень хочу наладить детский сборник, и, если Вы мне поможете, я справлюсь, — пишет он. — Помните тех воробьев, которых Вы мне читали? Можно их у Вас попросить, Алексей Максимович? А если что-нибудь из того, что лежит у Вас на окне, и совсем хорошо. Я бы сейчас снес к Бродскому для иллюстраций. <…> Думаю у Пришвина достать несколько страниц. У детей так мало стоящих книг, дешевых и совсем нет, — помогите, Алексей Максимович, прошу и умоляю».
Чувствуете, с какой искренней заинтересованностью написано это послание? Так пишут о самом насущном, кровном, самом важном на свете. Книжку удалось сделать довольно быстро — через три-четыре месяца, в начале 1913 года она уже поступила в продажу. Помимо самого Саши Черного (сказка «Красный камешек» и песенка «Вечерний хоровод») и «Воробьишки» Горького в ней была напечатана также сказка «Как рыбы из верши ушли» К. Милля — писателя-сатириконца, с которым Саша Черный поддерживал приятельские отношения. Оформили «Голубую книжку» художники И. Бродский и В. Фалилеев.
Тем временем у Саши Черного уже набралось стихотворений для детей на отдельную небольшую книжку, которую он назвал «Тук-тук!». В детскую комнату как бы постучался и заглянул поэт с таким доверительно домашним именем — «Саша Черный». Надо заметить, что как раз в это время он отказался от своего прославленного псевдонима, сменив его на строгую, краткую подпись — «А. Черный». Исключение было сделано для самых маленьких читателей — для них он навсегда остался «Сашей Черным». Раздвоение, о котором мы догадывались, стало явным.
В увлекающемся ребячьими забавами дяде трудно узнать хмурого, тоскующего и желчного сатирика, повторявшего: «Мне скучно взрослым быть всю жизнь до самой смерти и что-то скучное пилить в общественном концерте». И вдруг — о чудо! — складки горечи разгладились на его лице и появилось что-то очень светлое, похожее на отсветы ярко разукрашенной новогодней елки на лице ребенка.
У нас имеется отличная возможность уразуметь, чем отличается Саша Черный «для больших» от Саши Черного «для маленьких». Для этого предлагается сравнить два стихотворения с одинаковым названием «На Вербе». Одно было написано для взрослых, а затем поэт его практически заново переписал для малышей. Вот несколько параллельных строф:
