Отведает ложку — смотрит на родных. А в глазах такая надежда, что похают роботову работу!
И сын, и невестка, и внуки прячут от бабушки глаза— борщ отменный, слов нет. А самый маленький внучек говорит как раз то, что нужно:
— Бабушка, скажи ему, что вкусно. Вон он как на тебя смотрит. Ну, скажи! Ты ведь для него главнее всех.
Бабушка поворачивает голову к роботу.
— Капусту-то ты все равно слишком мелко нарезал, — говорит она, — разварилась капуста и вкуса не имеет. Но уж ладно, для первого раза ничего. Если будешь меня слушать, научишься. Слушать-то ты умеешь?
Робот кивает, да не один, и три раза подряд. Бабушка зачерпывает еще ложку.
— Искрошил капусту. Прямо не капуста, а вермишель…
Роботов становилось все больше. И каких только историй не рассказывали об их приключениях — и смешных, и грустных, и каких угодно. О них-то и наша повесть…
«ЗАЯЦ»
Это случилось весной, в мае.
Это случилось в троллейбусе, на том маршруте, где почему-то держали кондуктора. Кондуктором был, конечно, робот. Его прозвали Тетей Катей: ТК — троллейбусный кондуктор.
Глаза у Тети Кати были зеленые, но если она обнаруживала «зайца», глаза загорались красным светом.
Когда тот мальчишка впрыгнул в троллейбус, Тетя Катя стояла спиной к входу и не заметила его. Он уселся подальше от кондуктора и высунулся в окно.
Цвела акация, и мальчишка хватал в горсть белые душистые цветы с деревьев, что росли рядом с дорогой.
И вдруг раздался густой голос Тети Кати:
— Пассажир, ваш билет? — Роботы ко всем без исключения обращаются на «вы».
Мальчишка сунул руку в один карман, в другой… Ни талонов, ни денег не было. А Тетя Катя ждала, вытянув большую свою ладонь.
И «заяц», отчаявшись, положил в ладонь робота горсть белых пахучих цветов.
Тетя Катя перевела загоревшийся красным взгляд на ладонь.
В той небольшой программе поведения, которая была записана в электронном мозге троллейбусного кондуктора, ничего не было сказано про цветы вместо денег. Про «зайца», расплачивающегося цветами. Про то, как надо с ним поступить.
— Следующая остановка — Садовая! — сказала Тетя Катя, хотя следующая была — Космонавтов. — Проходите вперед, граждане, — говорила она, хотя в салоне никого, кроме нашего героя и двух парней, не было. — Уступайте места старшим! — бормотала растерянно. — Осторожно — двери закрываются! — Глаза Тети Кати лихорадочно меняли цвет с зеленого на красный, даже бывали разноцветными: один зеленый, другой красный.
— Ты что, пацан! — крикнули парни. — У нее резисторы сейчас сгорят! Гони монету живо!
И в этот момент Тетя Катя словно опомнилась. Она прижала ладонь с цветами к металлической груди.
— Совесть — лучший контролер, — сказала она, как учили конструкторы, и при этом прикоснулась к плечу мальчишки. — Следующая остановка — конечная. Но вы можете ехать и дальше…
Глаза Тети Кати сияли ярким-ярким зеленым светом!
РОБОТ ЗАУПРЯМИЛСЯ
Робота для прачечной назвали Золушкой по той же непонятной причине, по какой стиральные порошки получили имена Светланы, Дарьи и Аэлиты.
В прачечном деле Золушка была профессором. Она знала все ткани, выпущенные за последние пятьдесят лет, знала все способы их стирки, чистки, подкрахмаливания, подсинивания, если оно требовалось, и глажения. Ей были известны все конструкции утюгов, режимы работы стиральных машин и вообще все-все о стиральной технике. С клиентами Золушка была вежлива и предупредительна, короче говоря, очень скоро трудно было представить, что когда-то в прачечной работал человек.
Золушка была похожа на всех других роботов этого поколения: металл и пластик. Отличал ее лишь передник, необходимый в работе.
Однажды Золушка спросила у клиента (клиент этот была Зина Скороходова, к которой наша прачка испытывала, скажем так, расположение), почему ее, робота, назвали Золушкой и что это имя означает.
Пока прачка перебирала белье, семиклассница Зина рассказывала ей сказку о Золушке и ее злой мачехе, о доброй фее и принце, бале, хрустальном башмачке, который принц надел на маленькую ножку Золушки…
Золушка-прачка слушала сказку очень внимательно, кивая время от времени головой. Когда Зина рассказывала про башмачок, Золушка задумчиво повертела тяжелой металлической ступней на толстенной резиновой подошве.
Только и всего. Сказала «спасибо» за сказку и взялась пересчитывать белье.
Слово «потускнел» сначала относилось к металлу. Потом его стали применять и по отношению к человеку, который отчего-то сник или заметно опечалился. И вот оно подошло нашему роботу. И не только к его металло-пластиковой поверхности, но и к голосу даже, который потерял заданную ему на заводе звучность и доброжелательность. Даже движения Золушки стали вдруг замедленными и неуверенными, словно в ее механизме что-то разладилось.
Это было замечено, и в прачечной появился инженер с завода, выпускающего роботов.
— В чем дело, Золушка? — спросил он. — Ну-ка давай проверим, где у тебя греет?
— У меня нигде не греет. Можете мне поверить — нигде. Дело, кажется, в другом.
— Говори.
— Меня неправильно назвали Золушкой.
Тут инженер вылупил глаза. Такого в его практике, не говоря уж о теории, еще не было.
— Что такое?!
— Я робот-прачка. На знаке у меня выбито: РП-14. Так меня и зовите — Эрпе. Можно Прачкой.
— Но почему, Зо… то есть Эрпе?!
— Я не похожа на Золушку, — упрямилась прачка. — Я робот. Эрпе-четырнадцать.
— Святой электрон! Что произошло?
— Мне рассказали сказку о настоящей Золушке, — угрюмым ровным голосом докладывала прачка. — Я не похожа на Золушку, а дети зовут меня Золушкой. Многие уже не знают той Золушки, из сказки. Они думают, что Золушка — это робот. Только робот! Они ничего не знают о принце и о карете из тыквы, о волшебной палочке феи… Я боюсь, — извините меня за это слово, — я боюсь, что дети скоро совсем ничего не будут знать о чудесах. А без чудес нельзя. Ведь даже я…
— А ты-то здесь при чем? — удивился инженер.
— Ведь даже я иногда мечтаю…
— Ты — мечтаешь?! О чем, Зо… прости, Эрпе? О чем? Это для меня новость!
— У меня слишком крупная нога… — Прачка при этом, как сказал бы чувствительный человек, зарделась, опустила голову и стала теребить передник. — Слишком… А я достаточно устойчива и без вашей ужасной подошвы. Я думаю, это можно исправить…
