убежденно добавил Ромка.
Мне тоже хотелось на это надеяться, потому что обманщик уже перебрался через рельсы и с треском вломился в придорожные кусты. Было слышно, как он продирается сквозь заросли, постепенно удаляясь от нас.
Потом все стихло, а еще через пять минут на противоположной стороне переезда появились две тени. Они двигались мирно и неторопливо, словно в обнимку. Потом тени приблизились, и мы узнали нашего Виктора, который с невозмутимым видом вел к нам кидалу, завернув ему за спину руку. Ромкино предсказание сбылось на сто процентов.
Сипатый не сопротивлялся, шел молча и покорно – только время от времени свободной рукой тер обожженные глаза.
– Этот? – спросил Виктор, доставив пленника к машине.
Получив от меня подтверждение, Виктор отправил Ромку за фотоаппаратом, а сам тем временем деловито и ловко обыскал расстроенного кидалу. Пакет с деньгами тут же вернулся ко мне, а в карманах у незнакомца дополнительно обнаружились уже знакомый мне фонарик, зажигалка и пачка сигарет. Собственных денег у этого типа едва набиралось на автобусный билет.
Прибежал запыхавшийся Ромка с фотоаппаратом, и Виктор тут же заснял нашего пленника, ослепив его вспышкой и повергнув в состояние полной безнадежности.
– Это еще зачем? – пробурчал он сквозь слезы, которые все еще лились у него из глаз. – Вы уж, в натуре, окончательно обнаглели! Чего вам от меня надо? Я вас не знаю!
– Сейчас познакомишься! – пообещал Виктор.
Сипатый понурился и уже почти заискивающе сказал, обращаясь ко мне:
– Давай по-хорошему, главная, а? Зачем нам неприятности? Деньги я тебе вернул…
– Это он называет вернул! – возмущенно воскликнула я.
– Я просто пошутил! – быстро сказал сипатый.
– А насчет мертвеца ты тоже пошутил? – спросила я.
– Тоже, – согласился он.
– А вот мы это и проверим, – пригрозила я. – Теперь у нас есть твоя фотография. Мы завтра же поместим ее в газете с указанием, что именно этот человек сообщил нам бесценную информацию о смерти Кротова… – Разумеется, я блефовала, мы никогда бы так не сделали, но сипатый этого знать не мог и призадумался.
– Чего вы вообще хотите? – спросил он наконец.
– Продолжения истории, – сказала я. – Только правдивого и абсолютно полного!
– Хорошо, я все расскажу, – сдался пленник. – Но с условием: вы отдадите мне пленку! И это… деньги тоже!
– А вот это теперь только после того, как убедимся, что ты не соврал, – заявила я категорически. – Больше я тебе не доверяю. Получишь сейчас сто долларов, а за остальным придешь, когда твоя информация подтвердится.
– Ничего себе! – обиделся он. – Я же смертельно рискую!
– Можешь хоть сейчас уматывать на все четыре стороны, – предложила я. – А мы поехали проявлять пленку.
– Ну, вы полегче! – сказал сипатый. – Больно быстрые! А я, между прочим, не согласен! Меня в городе знают! – добавил он с некоторой грустью.
– Значит, будем разговаривать?
– Давайте куда-нибудь присядем, – предложил он, оглядываясь. – Я что-то себя неважно чувствую…
Мы все четверо сели в машину – сипатый на переднее сиденье рядом с водителем, и он тут же уныло сказал:
– Жадность фраера сгубила! Знал ведь, что нельзя соваться в газету! Нет, захотелось бабок срубить влегкую! Ну что ты будешь делать!
– Ничего, не расстраивайтесь, – утешила я его. – Все еще поправимо! И деньги ваши будут, и никто ничего не узнает… От вас требуется только искренность.
– А как ты мои слова проверять будешь? – вдруг тоскливо сказал он. – Могилу, что ли, раскапывать?
– Могилу?! – ужаснулась я. – Ты что, Кротова в могиле видел?
– В могиле я его как раз не видел…
Я почувствовала себя окончательно запутавшейся.
– Ладно, хватит вокруг да около! – сердито потребовала я. – Назвался груздем… Рассказывай все по порядку!
Сипатый вздохнул и заговорил.
– Короче, было это в ночь на понедельник… Часа в два ночи, точно! Луна уже взошла. Сосновское кладбище знаете, конечно? Вот там я и был…
– В два часа ночи? – изумилась я.
– Ну, вообще-то, я пораньше пришел, – скромно признался сипатый. – Это они в два появились…
– И что же вы делали на кладбище в такой час? – подозрительно спросила я.
Сипатый хмуро усмехнулся.
– Да ничего такого особенного я вроде и не делал, – сказал он. – Так, присматривался. У меня, между прочим, газеты своей нет, а живот, он жрать каждый день требует! Ты вот попробуй, напиши газету, когда кишки протокол пишут, тогда узнаешь! И вообще, не хочешь слушать – так и скажи!
– Хорошо-хорошо, продолжай, – сказала я, глядя теперь на этого странного типа со священным ужасом – осквернителей могил мне еще видеть не доводилось.
– Ну вот, присматривался я маленько, – обиженно засипел он. – Ничего, вот те крест, не трогал! Вообще, я с корешем должен был идти, а у него вдруг ангина! Летом-то! Ну, я полечил его самую малость и двинул один… Ничего хорошего я не выходил и уже собирался отчалить… А там на кладбище место такое есть – в самом конце, где кусты растут вроде живой изгороди, но не шибко густо, так что человек свободно пройти может. И рядом дорога. Дай, думаю, я здесь срежу и потихоньку – в город. И только я собрался, это, на шоссе выходить, как подъезжает машина, сворачивает с дороги и уже так, по кочкам шпарит прямо на меня! Ну, это мне с испугу показалось, конечно, если бы они меня заметили – сейчас бы я с вами тут не канителился… Успел я – мешок в кусты закинул и сам залег, где трава погуще была…
– Мешок? – переспросила я.
– Разве я сказал – мешок? – спохватился сипатый. – Это ты не поняла. Пакет! Хлеба я купил, пакет у меня с хлебом был… Короче, залег я, а эти, не доезжая метров сорок, тормозят. Канавка там была – потому затормозили, если бы не затормозили, так у них все оси поотскакивали бы. Не знаю, почему там эта канавка была – может, кабель собирались тянуть, – но она этим здорово подгадила. Ух, они ее и материли, когда остановились! Ну, не так чтобы в полный голос, но от души! Еще бы – им из-за этой канавы пришлось труп на себе волочь – а это полсотни метров! А я лежу. Они фары погасили – от луны было светло – и вдвоем потопали прямо на кладбище. Ага, двое их было – крепкие ребята, мордатые, в спортивных костюмах. Друг друга называли не по-русски вроде – Чек и Ара, – хотя морды у обоих русские, это без ошибки.
А машина у них была такой крошечный фургончик – сзади вообще без окошек – может, японская, а может, корейская. Цвет-то при луне я не разобрал, темный какой-то… Вот номер я запомнил, – буднично добавил рассказчик, но тут же как ни в чем не бывало поправился: – Потом только из головы вылетело – напрочь!
– Но-но! – сказала я. – Как это, сначала запомнил, потом забыл?
– А ты бы сама попробовала, – хладнокровно заметил сипатый. – Как тебя звать, забыла бы! Эти двое мимо меня протопали – и к могилам. Там рядом одна свежая была – накануне засыпали только. Какая-то Борзова Антонина Тимофеевна там упокоилась, одиннадцатого года рождения. Земля совсем еще рыхлая была – памятничек на скорую руку из железного листа сваренный. Прямо в холмик воткнутый. Ну, и оградка то же самое. Эти двое поглядели – я, поверишь, чуть не обмочился со страху – и опять к машине. А уж со второй ходки они этого и приволокли, Кротова вашего. Голый он был, в одних трусах. Белый весь, при луне будто фарфоровый. Уложили они его на траву, оградку сняли – почти без напряга – такие здоровые были. Надгробье тоже убрали и чего-то заспорили. Я лежу ни жив ни мертв, жду, что дальше будет. А они поругались маленько и опять к машине пошли оба. Тут уж я не выдержал. Любопытство меня одолело. Через это любопытство у меня всю жизнь проблемы! Подполз я ближе и поглядел на мертвяка. Луна полная была – любуйся сколько хочешь. Только, правду сказать, смотреть там особенно не на что было. Если бы не этот дракон, ни за что бы не признал, что это Кротов, который в газете. Ему, понимаешь, видно, выстрелили в левый глаз, и все мозги через затылок у него наружу выскочили. Я как это увидел, говорю себе – пока у тебя мозги на месте, уноси ноги!
А куда унесешь? Эти двое назад идут. Залез я подальше в траву, затаился и молитвы только про себя читаю. По-настоящему, конечно, не молюсь, а только прошу, значит, бога, как умею, чтобы пронесло. А эти тем временем землю с могилы разбросали, углубились метра на полтора – земля-то еще не слежалась, а в них силищи – что в твоем экскаваторе! Потом этого бедолагу в яму скинули поверх чужого гроба, опять все засыпали, подравняли, надгробие на место вернули и оградку поставили. Аккуратно сработали – вроде так и было! Ну, значит, опять по сторонам осмотрелись, шанцевый инструмент подобрали и отвалили. Когда машина уехала, я еще минут десять на земле лежал, не решался подняться. И, поверишь, весь был – хоть выжимай! Ночи в августе не сказать, чтоб теплые, а меня в жар бросило. Говорят, когда смерть рядом ходит, от нее холодом отдает, а меня наоборот – будто кипятком ошпарило… Вот такая вот история! Вот и рассуждай, какой мне резон варежку разевать. Если бы не нужда – сроду бы я с тобой не связался. А теперь получается, что я за спасибо корячился? Несерьезно это, начальница! У меня все-таки теперь проблемы… Взять хотя бы кладбище – меня теперь туда калачом не заманишь.
– А и нечего по кладбищам без надобности шататься! – сердито сказала я. – Тем более по ночам!
– Дак если бы без надобности! – сказал сипатый и осекся. – Опять же, если бы не я, где бы ты чего узнала?
– А откуда я знаю, что ты все это не выдумал? – возразила я. – Вот если бы ты номер машины вспомнил!
Кладбищенский жулик задумался. Виктор, сидевший на месте водителя, обернулся и сказал:
– Вряд ли он его видел!
– У меня зрение знаешь какое? – горделиво
