специалисты этого дела. Скажем, в службе гестапо во Франции применялись такие методы, как избиения, пытка бессонницей. Или ставили жертву на треугольную линейку на колени и давили на плечи. Или подвешивали за отведенные назад руки. Практиковались прижигания сигаретами, паяльной лампой, постановка босиком на битое стекло — а потом на соль. Или заключенного в наручниках погружали в ледяную ванну и топили, пока не начнет захлебываться. Потом давали отдышаться, а при отказе отвечать повторяли. Были вырывания ногтей, пытки бормашиной, электрическим током — один электрод крепили к ноге, а другой к половым органам, соскам женщин и другим особо чувствительным местам (Ж. Деларю. «История гестапо». Смоленск, 1993).
Конечно, многие не выдерживали. От них шли нити к другим. И очередные передатчики схваченных разведчиков зондеркоманда «поворачивала», подключая к радиоигре. Но вот тут-то начинаются сплошные загадки… Как уже говорилось, аресты шли не единовременно, и уцелевшие радисты неизменно докладывали Центру о провалах. Предупреждали, что тот или иной засыпавшийся агент работает уже явно под контролем. Однако все такие предупреждения Москва игнорировала! И продолжала регулярно выходить на связь с «повернутыми» радиоточками. Мало того, разведчики, сообщавшие о переходе той или иной группы к работе на врага, получали от Центра выговоры. А перевербованных радистов поощряли, информация от них неизменно получала самую высокую оценку руководства.
1 ноября, когда Треппер повторно предлагал Центру прекратить всякую связь с бельгийской и голландской группами, однозначно работающими на немцев, его отчитали: «Вы ошибаетесь, передачи продолжаются, и мы получаем замечательный материал». Приказали не разводить панику и даже выражали недоверие к благонадежности тех, кто предупреждал о провалах — не пытаются ли они преднамеренно ввести руководство в заблуждение? Подтверждения арестов шли и через компартию Франции, имевшую независимые каналы связи — но и их Москва пропускала мимо ушей. И, как теперь выяснено,
20 ноября, вновь повторив информацию о гибели разведгрупп, Треппер радировал в Москву о больших арестах в Париже. 22 ноября он отправил свою последнюю самостоятельную радиограмму. О полном разгроме всей французской сети. Гестапо нагрянуло в его офис 24-го. И во второй раз чуть не упустило. «Месье Жильбера» не оказалось на месте! Он и впрямь уже не собирался появляться в офисе «Симэкса», намереваясь скрыться. Подвела его случайность. Один из оперативников, осматривая кабинет, обратил внимание на запись в настольком календаре — там на 24 ноября был запланирован визит к стоматологу. К какому — неизвестно. Срочно разослали наряды искать по зубоврачебным клиникам и кабинетам дантистов. Да попробуй найди в таком городе, как Париж!
Принялись «трясти» персонал «Симэкса». И когда нажали на жену сотрудника Альфреда Корбина, пригрозив, что от ответа зависит жизнь ее мужа, она вспомнила, что «месье Жильбер» обычно ходил к доктору Малеплату. Гестаповцы ворвались в последний момент, когда Треппер уже вставал с зубоврачебного кресла. «Большого шефа» взяли. А 21 декабря была выявлена и захвачена последняя разведгруппа — Генри Робинсона. Всего в Бельгии, Нидерландах и Франции арестовали свыше 200 человек, из них часть случайных людей и 130 связанных с разведсетью Треппера. «Красная капелла» прекратила существование.
Но стоит остановиться и на загадках этой истории. Эксперты английской и французской спецслужб, изучавшие после войны дело «Красной капеллы», в своем заключении отметили: «До сих пор непонятно, почему советская разведка, которая была своевременно предупреждена о происшедших в то время арестах ее агентов, продолжала поддерживать связь с ними и давать им задания». Треппер в своих мемуарах пытается объяснить это «неопытностью» руководства Центра из-за гибели старых кадров в чистках 1937– 1938 гг. Однако с таким предположением никак нельзя согласиться. Простите, не до такой же степени «неопытность»!
К концу 1942 г. Берия уже полностью успел восстановить спецслужбы и поднять их уровень на прежнюю высоту. В Москве снова работали великолепнейшие специалисты своего дела. В войну советская разведка ничуть не уступала германской, успешно противостояла ей, а во многих отношениях могла дать фору. Да и сами немцы считали русский шпионаж намного более эффективным и отлаженным, чем работу английской или любой иной секретной службы. Так что, пожалуй, предположение об абсолютной глупости и неопытности московского руководства критики не выдерживает. Поэтому напрашивается одна- единственная версия. Что советский Центр, извещенный о попытках немцев начать радиоигру, стал специально подыгрывать им, желая посмотреть, что из этого получится.
Наверное, тут стоит пояснить, что радиоигры сами по себе — штука тонкая и «обоюдоострая». Сторона, которая их затевает, имеет возможность узнать, какие вопросы и объекты интересуют противника. Можно сделать важные выводы. Скажем, по интересу, проявленному к какому-то участку фронта, догадаться о планах. По косвенным данным можно узнать, что уже известно противнику. Иногда предоставляется возможность протолкнуть четко выверенную стратегическую дезинформацию. Но пичкать неприятеля одними лишь обманами нельзя. Если при проверке ложь откроется, вся игра пойдет насмарку. Поэтому основной поток сведений должен быть истинным, поддерживая безусловное доверие к источнику. И чтобы иметь возможность запустить одну «дезу», нужно долгое время «прикармливать» врага подлинными разведданными.
Но если сторона, с которой ведут радиоигру, раскусит это, тогда уже она получает возможность получить огромные выгоды! Можно «доить» противника — пусть якобы для «прикормки» сообщает ценные сведения. Можно по содержанию диалогов угадывать, что известно неприятелю о собственных секретах, а что нет. И, в конце концов, даже дезинформация, которую захотят всучить, способна обернуться важнейшей информацией! Если быть готовым к ее получению и сделать поправку на обман. Как бы «сменить знак на противоположный».
Очевидно, советский Центр вполне оценил перспективы, открывающиеся при подобном развитии событий. А может быть, и предпочел их рядовой информации, которую могли поставлять агенты Треппера, останься они на свободе. Много ли они могли сообщить со своими, в общем-то, ограниченными возможностями коммерсантов, коммивояжеров, мелких служащих в оккупационных учреждениях? Поэтому и одергивали из Москвы тех, кто давал предупреждения — чтобы не насторожить и не спугнуть немцев. Пусть лезут в «функшпиль»…
В целом же в результате успешных операций гестапо, СД и других нацистских спецслужб практически все структуры советской разведки в Германии и оккупированных ею западных странах были разгромлены. Уцелела и функционировала только группа Ольги Чеховой. Впрочем, и над ней сгущались тучи. Русское происхождение давно вызывало в ее отношении подозрения контразведчиков. Поступали доносы, было установлено наблюдение, фиксирующие те или иные ее поступки, способные подтвердить обвинение. Прямых и весомых доказательств, что Чехова является агентом противника, не было. Но она имела доступ в высшие круги германского руководства, и сочли, что терпеть подобное положение слишком опасно для государственных секретов рейха. Было решено ее взять, а там, глядишь, получится выжать признание или запутать на допросах.
Учитывая, что Чехова имеет очень высоких покровителей и ей достаточно снять телефонную трубку, чтобы оперативники получили нагоняй и были изгнаны прочь, арестовать ее взялся лично Гиммлер. Правда, такое решение могло быть связано не только с причинами служебной целесообразности, а еще и с тайными наклонностями рейхсфюрера СС. Стоило ли отказывать себе в удовольствии арестовать всемирно известную кинозвезду и холеную красавицу, допросить ее, насладиться ее страхом и смятением, приказать применить «особые методы»… Но когда Гиммлер в сопровождении гестаповцев приехал к Чеховой, прислуга попыталась остановить его, предупреждая, что у хозяйки гость. Естественно, рейхсфюрер и слушать не стал. Шагнул, без стука распахивая дверь в гостиную. И обомлел. У Чеховой и впрямь сидел «гость». Сам… Гитлер. Сидел и о чем-то глубокомысленно беседовал с ней.
Кто из друзей или доброжелателей предупредил разведчицу, каким образом и через кого она сумела в нужный момент зазвать такого «гостя», остается неизвестным. Но Гиммлеру, естественно, осталось только вытянуться по струнке и извиниться — мол, накладочка вышла, не знал, заглянул с визитом вежливости. После такого конфуза он уяснил, что даже для него Чехова — «табу». И операция в отношении нее ограничилась продолжением наблюдения, перлюстрацией писем, прослушиванием телефонов, что не дало
