Где-то я его уже видела. Кажется, недавно он сыграл роль преданного своей профессии молодого врача в сериале, который четырнадцать недель рекламировали, а потом две недели показывали на Эй-би-си.
Он постарался сгладить свою оплошность, небрежно опершись о дверь.
— Вы на шоу? Но мы сегодня не играем. Последний спектакль уже прошел, а следующий начнется только в конце месяца. А может, и позже, потому что мы потеряли члена труппы. Но если желаете купить билеты заранее, буду рад вам помочь. Или оказать любую другую услугу.
Похоже, он был готов чистить своей футболкой, если не своим языком, ремешки на босоножках Кэссиди. Он так на нее вылупился, что мне захотелось пальнуть из сигнального пистолета, чтобы посмотреть, сморгнет он или нет. Осторожно прочистив горло, я сказала:
— Вообще-то нам нужна Вероника Иннз.
Вопреки ожиданиям, мое присутствие не так уж сильно его потрясло. Он вежливо кивнул мне и посмотрел на часы.
— Вероятно, она в театре. Любит приходить пораньше, чтобы подготовиться.
Я вспомнила, как за ужином в пятницу Вероника демонстрировала нам свой бюст. Интересно, это тоже часть подготовки к репетиции?
— Мы стучали, но никто не ответил, — сказала Кэссиди.
Будь у него хвост, он бы им завилял. Картинно подняв руку, он нажал на звонок, выкрашенный той же краской, что и дверь, так что его было не различить, даже если знаешь, что он там.
— Вы ее подруги? — спросил он у Кэссиди, и я поняла, что он уже прикидывает, как бы половчее выманить у Вероники ее телефон.
— Мы встречались в Саутгемптоне, — ответила я лишь затем, чтобы бедняга пошевелил глазами, а то как бы они не вывалились у него из глазниц. — Нам нужно с ней поговорить. Это не надолго.
Надо отдать ему должное — тут он помрачнел, и я прямо слышала, как его либидо падает до нулевой отметки.
— Значит, вы были там и с Лисбет. Да. Какая трагедия. Нам будет ее очень не хватать. Особенно Веронике. Они так подружились за время работы.
Дверь скрипнула и приоткрылась. Из нее выглянула молодая женщина с прилизанными волосами в черном мешковатом халате и обшарпанных сабо. У нее был такой вид, словно она не видела солнца с третьего класса.
— Что так рано? — проворчала она, обращаясь к молодому человеку. Потом посмотрела на нас, подслеповато и подозрительно прищурившись, и открыла дверь, давая ему войти. Нас она не пригласила.
— Это друзья Вероники, — сообщил он ей. — А это Эбби, наш режиссер, — сказал он нам.
Эбби кивнула, скорее подтверждая его слова, чем приветствуя нас.
— Мы пытались дозвониться Веронике. — Это было правдой. Я звонила ей один раз — что считается за попытку — и прослушала явно свежезаписанное сообщение на автоответчике, который информировал, что она «скорее всего в театре, репетирует свою новую главную роль в шоу «Сладкие сумерки» труппы «Авеню мечты». Звоните в кассу, чтобы узнать о наличии билетов, или оставьте сообщение после гудка». Я тепло улыбнулась Эбби, хотя она вряд ли имела представление о теплоте. — Мы только на минутку и не помешаем репетиции.
Эбби пропустила молодого человека в здание и шагнула к нам с Кэссиди. Откровенно осмотрев нас с ног до головы и с особым презрением изучив нашу обувь, она шагнула обратно.
— Только быстро. Я едва закончила переделывать расписание, потому что… — Она постучала пальцем по щеке, подыскивая уместные слова.
— Лисбет. Да, мы знаем. Соболезнуем вашей потере.
Эбби с подозрением взглянула на Кэссиди.
— А вы, часом, не копы?
— Даже секретные агенты одеваются хуже, — ответила Кэссиди с легкой обидой.
— Почему копы? — спросила я.
Эбби пожала плечами:
— Когда кто-то умирает, всегда заявляются копы и всюду суют свой нос.
Говоря так, она явно не думала о Веронике, а просто делилась опытом, так что я не стала к ней цепляться и выложила только что придуманную легенду:
— Мы делаем памятный альбом для жениха Лисбет и хотим, чтобы Вероника была главным персонажем.
Эбби закатила глаза.
— Вообще-то она пока не примадонна. Ладно уж, заходите. — Эбби исчезла в темном фойе, видна была только ее бледная рука, придерживающая для нас дверь.
В пустых театрах вами овладевает странное ощущение. Такое же, как в пустых церквах. Чувствуешь, что все эмоции и истории, которые приносят сюда люди, въедаются в стены, впитываются в ковры, так что свет и звук не отражаются от них, как в других местах, а перетекают с места на место, задерживаясь чуть дольше, чем ожидаешь.
Эбби провела нас за кулисы, в лабиринт кладовок и гримерных. Подойдя к двери, где на куске изоленты было написано «Лисбет», она остановилась, отодрала надпись и постучала.
— Кто там? — отозвалась Вероника.
— Твои друзья, — ответила Эбби и ушла, строго напомнив нам: — Чтобы в пять она была у меня.
Дверь гримерки распахнулась, и перед нами предстала Вероника в своей коронной позе «Все о Еве»: волосы отброшены назад, грудь в вырезе шелкового халата выставлена, как на витрине.
— Здравствуйте, — медленно проговорила она. — Простите, что-то я вас не припоминаю.
— Молли Форрестер и Кэссиди Линч. Мы встречались в пятницу вечером, — пояснила я, протягивая руку.
Но она медлила, пытаясь нас вспомнить. Тогда Кэссиди приподняла руками свою грудь, и Веронику осенило.
— Ага, за столом, где сидел Джейк! — Она так яростно затрясла мою руку, что я решила пока не разочаровывать ее насчет нашей близости с Джейком. — Входите!
Она втащила нас в гримерную, прежде служившую подсобкой, теперь сюда поставили туалетный столик и напольную вешалку. Но я с готовностью туда втиснулась. Надо ее разговорить, вытянуть что- нибудь о ее отношениях с Дэвидом и подлинных чувствах к Лисбет. Раздобыть немного информации, на большее я не надеялась. Вот почему не сразу заметила бутылку на туалетном столике. Шампанское. Из виноградников тети Синтии. С пятничного ужина.
— Смотрю, вы прихватили сувенир, — весело сказала я, ловя в зеркале взгляд Кэссиди. Заметив бутылку, Кэссиди вышла в коридор посмотреть, где Эбби.
Вероника, кажется, не понимала, о чем я, и тогда я показала на бутылку. Она вспыхнула.
— Ой, это я нечаянно.
Я, конечно, не помышляла так просто вывести ее на чистую воду, но мое сердце на секунду замерло.
— Что нечаянно?
— Взяла ее. У меня к рукам будто все липнет. Прямо как у моей бабушки. В дорогом ресторане она заворачивает лишние булочки в салфетку и сует их в сумку. Хотя вообще-то я рада, что прихватила ее. То есть я ее взяла, потому что это отличное шампанское, но теперь она приобрела особое значение.
— Простите, что прерываю, но где здесь туалет? — спросила Кэссиди.
— Третья дверь слева, — показала Вероника.
— Я скоро, — сказала Кэссиди, стиснув мою руку. Я так и не поняла, что она хотела этим сказать. Только подумала, что, как бы ни был переполнен ее мочевой пузырь, она оставляет меня наедине с сумасшедшей актрисой и ее орудием убийства на туалетном столике.
— Особое значение? — переспросила я, стараясь не отвлекаться от темы.
— Для роли. Для роли Лисбет. Для моей роли.
— В пьесе.
— Да. «Сладкие сумерки». Читали?
