Троцкому, который настоятельно рекомендовал молодому поэту обратиться к теме «красного лейтенанта». Что ж, для Лейбы Бронштейна-Троцкого Шмидт на самом деле вполне мог быть истинным кумиром, чего не скажешь о Сталине, с молчаливого согласия которого вышел в 1938 году в свет «Золотой телёнок»…

Интересно, но истории с воровством денег в поэме уделено прямо-таки не последнее место. Это и понятно, не каждый день герои грабят казённые кассы! Итак, обратимся к Пастернаку:

…Я ездил в Керчь. До той поры Стоял я в Измаиле. Вдруг — телеграмма от сестры — И… силы изменили. Четыре дня схожу с ума, В бессилье чувств коснею. На пятый к вечеру — сама. Я объясняюсь с нею. Сестра описывает смерч Семейных сцен и криков И предлагает ехать в Керчь Распутывать интригу. Что делать! подавив протест, Таю сестре в угоду, Что, обнаружься мой отъезд, Мне крепости три года. Помешали. Продолжаю. Решено. Едем вместе. Это мне должно зачесться. В гонке сборов и пока сдаю судно. Закрывают отделенье казначейства. Ночь пропитана, как сыростью, судьбой. Где б я был теперь, тогда же в путь не бросься? Для сохранности решаюсь взять с собой Тысячные деньги миноносца. В Керчь водой, но по Дунаю все свои. Разгласят, а я побег держу в секрете. Выход ясен: трое суток толчеи Колеями железнодорожной сети. В Лозовой освобождается диван. Сплю как мёртвый от рассвета до рассвета. Просыпаюсь и спросонок за карман. Так и есть! Какое свинство! Нет пакета! Остановка! Я — жандарма. Тут же мысль: А инкогнито? — Спасаюсь в волны спячки. По приезде в Киев — номер. Пью кумыс И под душ и на извозчике на скачки…

Что и говорить, но в изложении Пастернака Шмидт вырисовывается как не слишком симпатичный тип. Чего стоит лишь факт того, что он презрительно именует свой миноносец судно?м (судя по рифме, именно с ударением на втором слоге!). Поверьте, но такого никогда не сделает ни один сколько-нибудь уважающий себя моряк! Для моряка его корабль — это родной дом, место его труда, боя и, может быть, даже будущая могила, но никак не ёмкость для оправления естественных надобностей. Кроме этого, по Пастернаку, Шмидт сваливает всю вину за собственное дезертирство на сестру, не стесняясь, говорит о своём беспробудном пьянстве и растрате денег на бегах, причём в конце рассказа совершенно забывает, что ему вроде бы надо было ехать в Керчь. Если верить Пастернаку, то «распутывать интригу» герою следовало бы ехать в поезде с сестрой. Но куда пропала сестра во время кутежей своего брата на конских бегах? Не просматривается она явно и в поезде во время знакомства Шмидта с Идой Ризберг. В целом же поэтизированный рассказ о бедственных злоключениях Шмидта вполне сопоставим по накалу страстей с рассказами о житейских передрягах его многочисленных «сыновей» во главе с Остапом Бендером.

Из письма Шмидта к сестре: «Мне дали две недели, чтобы восполнить эти деньги и я, конечно, достать денег в такой срок не мог, а потому и отдан в руки правосудия…» Итак, Шмидт попадает под следствие, причём по статье, весьма далёкой от «благородных» революционных, а по одной из самых постыдных — «промотание казённых денег» и «дезертирство с корабля». Что ещё может быть позорнее!

Ситуация для Шмидта к моменту его явки с повинной, несмотря на всю иезуитскую изворотливость лейтенанта, весьма сложная. Судя по письму, на тот момент он уже был отдан под суд за растрату казённых денег и дезертирство. Однако Шмидт времени даром не теряет и в очередной раз извещает своего дядюшку-сенатора о новом «недоразумении». Уж не знаю, что говорил по поводу племянника дядюшка своим домашним, но Петеньку в беде он не бросил и на этот раз. Всесильный дядя вмешался в дело Петра Шмидта. Он прежде всего быстро погашает растраченную сумму за счёт своих личных средств, затем, чтобы избежать суда, подаёт бумагу на увольнение своего непутёвого племянника в отставку, благо к этому моменту уже полным ходом шли мирные переговоры с Японией. Как бы то ни было, но в целом наш герой и в данном случае снова выходит сухим из воды. Вот уж воистину, не имей двух с половиной тысяч рублей, а имей дядюшку сенатором! При этом, чтобы обеспечить племяннику возвращение капитаном на коммерческий флот, адмирал Шмидт ещё настойчиво добивается, чтобы того уволили с одновременным производством в капитаны 2-го ранга. При этом никакого вопроса о больных почках и негодности для морской службы уже не стоит! Пётр Шмидт снова совершенно здоров и может плавать по всем океанам и морям мира!

История с присвоением Шмидту чина капитана 2-го ранга до сих пор волнует историков и почитателей Шмидта. Одни видят в этом «ужасающую подлость царизма» по отношению к «красному лейтенанту», другие попросту сами производят Шмидта в капитаны 2-го ранга. Поэтому в данной истории следует разобраться подробней. Начнём с того, что в российском дореволюционном флоте действительно существовала практика присвоения увольнявшимся в отставку офицерам следующего чина от лейтенанта до контр-адмирала. При этом выслуженную пенсию увольняемый получал по своему фактическому чину, а чин, присвоенный при увольнении, был всего лишь почётной наградой, не имевшей никакого финансового выражения. Таким образом, государство, выражая признательность офицеру за его службу, не несло никаких дополнительных финансовых расходов. Отставному офицеру разрешалось носить мундир с погонами чина, полученного по выходе в отставку, но с нашитыми на нём лычками, обозначающими, что данный чин является отставным, а не действительным. При этом почётный чин присваивался только офицерам, добросовестно и честно отслужившим свою службу, но в силу каких-то причин так и не достигших больших высот. Как мы видим, система была весьма уважительная и продуманная по отношению к заслуженным офицерам.

Теперь непосредственно о Шмидте. Отметим, что ни в первую свою отставку, ни во вторую Шмидту следующего «почётного» чина не присваивалось, так как обе его отставки были вызваны скандалами. Третья отставка по скандальности намного затмила все предыдущие, и поэтому совершенно справедливо никакого «почётного» чина Шмидту не светило с самого начала. Несмотря на ходатайство дяди-сенатора, в Морском министерстве чинопроизводство Шмидта вполне справедливо находят излишним, в силу далеко не слишком-то примерной его службы в прошлом и особенно в силу последних выходок в Измаиле. А потому, даже несмотря на влиятельного дядю, Петра Шмидта так и заносят в высочайший указ на увольнение именно лейтенантом. Оговоримся, что увольнение в отставку без производства в следующий чин было по тем временам уже серьёзным наказанием офицеру. В глазах окружающих это был позор, и Шмидт не мог не

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату