куртку, засунул пистолет.
На улице шел крупный снег. Он покрывал белым одеялом пережеванный и выплюнутый войной город: местами черными пятнами выделялись грязные улицы, развалины, раненые деревья, уцелевшие стены домов. Стояла тишина, только издали доносилась стрельба.
В двух маленьких окнах полуподвального этажа двухэтажного дома без крыши и окон он различил свет. Осторожно пробрался к окошку. Но быстро отошел в сторону: горящее на улице газовое пламя отбрасывало свет, и это превращало Довта в отличную мишень для солдат. Около другого окна было темно — там куча мусора. Он подошел к окну и заглянул внутрь.
В комнате были дети — он увидел их в свете керосиновой лампы. Трое спали на вещах, разбросанных по углам. У стола, на котором стояла керосиновая лампа, сидела девочка лет десяти. Похоже, она плакала.
В это время один из спящих проснулся. Это мальчик, он чуть младше девочки.
— Айшат, ты плачешь? — обратился он к девочке.
— Нет, я плакала во сне, — ответила та. — Я видела во сне маму и сестру, убитую бомбой. Я знала, что это сон, знала, что, как только проснусь, они уйдут. Поэтому плакала.
— Пусть сон будет к добру, — произнес мальчик как взрослый. — Я тоже видел во сне родителей. Наверное, их души беспокоятся за нас.
— Мама! — вскакивая, закричал маленький мальчик лет пяти-шести. — Где мама? Она же только что была здесь.
— Мамед, это был сон. Мама еще не приехала, — обняла его Айшат.
— А когда она приедет, Айшат? — всхлипывает мальчик.
— Скоро приедет, Мамед, скоро, не плачь.
— А папа приедет?
— И папа, и мама — оба приедут.
Их голоса разбудили маленькую девочку. Протирая глаза, она подошла к мальчику.
— И наши родители приедут. Правда, Шама?
— Конечно, приедут, Хеда, — поглаживая малышку по голове, мальчик усадил ее рядом с собой.
— Она принесет мне много конфет, яблок, бананов…
— И мне принесет много чего, — подхватил мальчик. — Много хлеба, молока, сметаны… Я есть хочу! — закричал он.
— И я, — вступила маленькая девочка.
— Идите сюда оба, — Шама взял черную сумку, висевшую на стене на гвозде. — Нате, кушайте хлеб.
Мамед быстро съел свой хлеб.
— Я хочу мяса! — сказал он.
— Я тоже! — повторила за ним Хеда.
— Мясо нужно сварить…
— Айшат, поставь кастрюлю с водой, нужно сварить мяса, — распорядился Шама.
Айшат поставила кастрюлю на печь. Шама с черной сумкой в руках подошел к печи. Накрыв кастрюлю крышкой, он подозвал маленьких детей:
— Идите сюда, пока мясо варится, послушайте сказку, — усадил детей рядом с собой. — Жила-была Коза, у нее было три козленка: Однопузый, Двупузый, Трехпузый…
— Да ну ее, я уже слышал эту сказку, — прокричал Мамед.
— Раз слышал, расскажи ты… — Шама притворился, что обиделся.
— Рассказать? Я, папа и мама поехали как-то в село, — начал Мамед. — Там были дедушка и бабушка. Бабушка приготовила мне творог со сметаной и кукурузную лепешку. Потом мы с папой и дедушкой отправились косить. Там росла большая яблоня, а на ней много красных яблок.
— Это очень интересная сказка, — подхватила Айшат.
— И мне хочется рассказать сказку, — вмешалась Хеда. — На Новый год я с мамой и папой ходила на елку. Елка была большая-пребольшая. На ней было много игрушек. Гура-Дада [2] подарил мне игрушку. И сфотографировался со мной… Шама, а когда будет Новый год?
— Когда на улице выпадет много снега, — ответил Шама.
В это время маленький мальчик подбежал к печке и снял с кастрюли крышку. Крышка, сорвавшись с его рук, упала на пол.
Мальчик закричал:
— Там нет мяса!
Подошла Хеда:
— А что там?
— Ничего, кроме воды! — плача, ответил Мамед.
Дети кинулись к Шаме:
— Ты обманул нас! Ты нас обманул!
Довт оглянулся, утирая навернувшиеся слезы, и у окна, озаренного газовым пламенем, заметил какой-то силуэт. Пригляделся… О Великий Бог! Это же Дени! От неожиданности он растерялся, не зная, что предпринять… Появилась возможность отомстить за Берса. Но имеет ли он право на месть? Кто его на это уполномачивал? А если Берса убил не он?.. Хотя мысли его смешались, Довт не теряет рассудка. Напрягшись, как натянутая тетива, осторожно ступая, он отступил назад, обошел дом и с пистолетом в руках подкрался к Дени. Тот, заподозрив что-то неладное, быстро обернулся и потянулся к оружию.
— Не трогай оружие! Ты опоздал! — громко, так что услышал бы и глухой, крикнул Довт.
На несколько мгновений установилась тишина. Довту показалось, что прошла целая вечность. Наконец, тот тихо произнес:
— Это ты, Довт?
Дальше они продолжали быстро, словно насылая друг на друга молнии.
— Я, Дени, я, — послал Довт свою молнию. Потом включившийся в голове магнитофон завел привычную речь: — Посмотри на этих детей. Мы вышли завоевать свободу, чтобы наши дети не терпели эти лишения… Все это случилось потому, что вы не присоединились к нам, а встали против нас.
И ответ Дени был быстр, как молния:
— Если бы вы сидели по домам, не пытаясь совершить невозможное, и эти дети были бы сейчас дома.
— Нет, не были бы, над нашим народом каждые пятьдесят лет устраивается геноцид!
— Наслышались мы этих разговоров! То, чем занимаетесь вы, не что иное, как провокация, затеянная для истребления нашего народа!
— Если сейчас перетерпеть, наш народ навсегда освободится!
Довт удивляется себе: он повторяет слова тех, с кем вел споры последнее время.
— Зачем вести бесполезные разговоры? Делай то, что намеревался! Стреляй!
— Как ты в нашего друга Берса?
— Нет, я не стрелял в него.
— Как не стрелял? Когда мы стояли друг против друга, а он встал между нами…
— Он пытался помирить нас. Какой был парень!
— Поэтому ты убил его?
— Я его не убивал… Как только он встал между нами, погас свет… Раздался выстрел… Когда свет включился…
— Когда свет включился, Берс лежал, а в твоих руках был пистолет… — повысил голос Довт.
— Но я не нажимал на курок! — закричал в ответ Дени.
— Ты хотел выстрелить в меня, а попал в него!
— Это неправда!
— Я убью тебя! Говори правду! — взвел курок Довт.
— Я не убивал Берса — вот правда! — не отступал Дени.
— Как ты скажешь правду?! Ты же внук доносчика Денисолта.
Сказав эти слова, Довт сам поразилтся: откуда они взялись? Он никогда не слышал, что Денисолт был
