На зеленом юге Северу пылать. Быть снегам и пене, Выть луне и псам. В сердце песнопенье Утоплю я сам. Никому навстречу, Руку никому. Тишиной отмечу Голубую тьму.
97
О, ночь, я вновь твою свирель ищу. Упал как занавес закат. Конец неконченому зрелищу, И звезды свищут и галдят. А ты с луною целомудренной. Под ней земли живой экран. И парики садов напудрены. И блеск из окон, глаз и ран. И бледные гиганты прыгают. Кто пьян, кто счастлив, кто казнен. А день встает злаченой книгою И скупо счет ведет времен.
98
Черные строф кружева. Белые плечи страничек. Пальцами песню жевал, С адом безумья граничил. Слушал, как движется ящер С воем о будущем Канте, Видел, как Дарвин блестяще Тянет в лесах канитель. Пену прибоев оскаля, Челюсти рвал океан. Жрет Атлантиду каналья, Давится левиафан. Звери стекалися в груду, Звездно из них человек… Люди сливаются… будут Новые звери в траве.
99
Я только пел, я не курил: Семашки слушался попросту. Теперь чуть звезды, – до зари За папироской папироску. Я звезды на бумагу свел, Зашелестели ярче, звонче… И вьется золотым червем, Клубится папиросы кончик. И снится мне в ночной печали, Что в Атлантиде за тоску Не лаврами певца венчали, А вениками табаку.
