Как одеяло над Москвою Звездами стеганная синь. И ржавые трамваи воют. И ветерок в ушах басит. И переулок злей и глуше, Зарылся в сумраке сыром. И в пасти желтые пивушек Глотками падает народ. И скрипкой стройной и лукавой Раздавленная ночь визжит. А где-то падает на травы Роса с Микуловой вожжи. И где-то в том же белом свете Сошник луны в кустах увяз. И Селяниновичем ветер Его вытаскивает враз.
144
Куда твои мне струны спрятать, Какой укрыть, убить фатой? Рыдает в гимне юном святость Греха слезою золотой. Не я последний и не первый Хочу забыть, порвать, уйти… Но ты для струн живые нервы Взяла вот здесь, в моей груди. И что же делать, поневоле Я на решетке струн пою. И всюду синь, заря и поле, И ветер всем про грусть свою…
145
Есть черные слепцы глухие, Не чующие клекот слов. И не для них поет стихия, И сумрак звездный им не нов. Как рыб, пестреющие тряпки На берегах удят витрин. И ни одним созвездьем зябким Их не стегнет палач зари. И вечный, вечно непроглядный Сосет их веки черный яд. И не для них миров гирлянды В колоннах синей мглы горят. Их ненавидеть, – слишком это И благородно, и не то. Есть меч иной в очах поэта. Из отвращенья вылит он.
146
В мыле снега конь земной. День гусаром слез у рощи. Трубку-месяц он звездой Раскурил и брови сморщил. Это я к тебе приехал,
