У женщин и детей ручьями Белейшая из кровей… Там На Красной рыли. В мерзлой яме Плевался искрами металл. Для динамитового тела Покой готовил динамит. Последний, острый, пожелтелый Осенний профиль нас томит. О, человечество, – из воску Твое чело и крылья скул. В зубах звезду, как папироску, Ты тянешь кольцами тоску. Глазища кокаином маслишь… Взлететь и падать – нипочем. За все тысячелетья раз лишь Ты улыбнулось Ильичом.
247
В белых залах страниц В тишине на бумагу Стяги строф падут ниц, Крепом траура лягут… У страниц колоннады Будет очередь слов… С Аргентины, с Канады, С островов занесло. И старухи, и дети. На верблюдах цветы… Оттого, что на свете Всех безумней был ты.
248
Один всю жизнь искал опоры, Чтоб двинуть с места шар земли. Мечты коньками золотыми Изрыли мозг и не нашли. Другой с цепями жадно спорил, Зубами ржавый грыз чугун… Кто верил, что грозой подымет Немые табуны лачуг? И перегрыз он наконец-то. И шар земли перевернул. И для столетий, для концерта Зарю он тронул, как струну.
249
Ключ пенный брагою сыченой Пробился звучно из меня. И облак рыхлые драчены На голубом подносе дня. И снег и ниже, и дряхлее, Коричневеет как-нибудь. Уж кто-то бродит по аллее, Проветривая мартом грудь. Кто песен там, как хлеба, просит? Не я ли тот, кто просит их?
