воспользоваться. Навешенные веревки, кроме последних двух, остались на маршруте. Они перераспределили груз – Солдат и он получили обратно свою часть – и не теряя времени двинулись вперед. Сильный и холодный гребневой ветер вскоре заставил их встать на ночлег. Палатки разбили в удобном, защищенном месте. Согретая горячим ужином и чаем, усталая группа быстро отошла ко сну. Справа от него затихли Солдат и третий по палатке. Он долго прислушивался к шуму ветра и безуспешно отгонял тревожные мысли.
К первому гроту они подошли во второй половине следующего дня и не обнаружили никаких следов четверки. Наибольшая надежда возлагалась на третий, самый большой грот, но и в нем нашелся лишь нетронутый запас бензина и еды, как обычно. Они решили продолжить поиск по гребню до наступления темноты.
Много позже, от одного из родителей, посетивших его хижину, он узнал, что четверка была неразлучна с ранних, школьных лет. Они не оставили друг друга до самого конца и приняли смерть, прижавшись друг к другу под небольшой скалой. Он не знал ничего о них тогда, но картина четырех сплетенных тел не выходила из его головы. Он находил в ней неожиданное облегчение, когда вместе со своими немногословными партнерами разъединял замерзших друзей, заворачивал их в палатки и тащил к гроту. Надежно укрыв тела от хищников (четверке пришлось еще немного подождать хорошей погоды и вертолета), они отправились назад. Спускались без задержки, по своим веревкам. Погода заметно улучшалась.
Круглолицей было достаточно одного взгляда на него. Она помогла ему освободиться от промерзшей верхней одежды, сырых ботинок и развесить все сушиться, не произнеся ни слова. Горячая вода и ужин были уже готовы. Он долго окатывал себя теплыми струями за перегородкой, затем добрался до кровати и с облегчением растянулся на ней во весь рост. Есть не хотелось, он лежал неподвижно на спине и прислушивался к негромким звукам, исходящим от заканчивающей приготовления к ночи Круглолицей.
Кровать прогнулась под тяжестью ее тела. Он продолжал лежать неподвижно, с прикрытыми глазами, желая быть оставленным в покое, когда вдруг ощутил прикосновение ее груди. Без тени сомнения грудь расположилась на его лице. Под ее приятной тяжестью лицо постепенно оттаяло в легкой улыбке. Тепло груди растекалось по всему телу, принося желанное расслабление. Немного спустя пришел свежий запах Круглолицей, затем щекочущее ощущение от ее волос. По-прежнему не открывая глаз, он подумал о ее изогнутом над ним обнаженном теле, о светящихся в темноте гладких бедрах. Желание овладело им. Он опрокинул податливую Круглолицую на спину и вошел в нее, придавив собой. Их телам потребовалось несколько мгновений, чтобы принять положение наибольшего наслаждения. В ту ночь он впервые подумал о том времени, когда Круглолицая отправится в город на учебу.
Солдат стал частым гостем в их хижине. Он начал свою подготовку гораздо раньше обычного времени, до появления необратимых признаков весны, с которыми принято открывать новый восходительский сезон в этих местах. Зима еще прочно владела ущельем. Солдат необычно многословно объяснил, что у его команды в этом году большие планы, начинающиеся с первопрохождения по очень высокой стене. Обитатели хижины не нуждались ни в каком объяснении. Солдат умел делать свое присутствие необременительным. Он приезжал в выходные дни и большую часть времени проводил вне хижины. По его рассказам, он или поднимался в быстром темпе по простым тропам для тренировки выносливости, или упражнялся на невысоких скалах. Вечером, в хижине, Солдат оказывал всяческую помощь Круглолицей с водой, дровами и с печкой и зарабатывал вполне ее ужин. В редкие вечера, когда все трое оказывались вместе, они вначале находили не много тем для совместных разговоров и проводили время каждый за своим чтением в тишине, которая устраивала всех. Круглолицая штудировала тяжелые учебники, Солдат и он открывали свои книги. Занятия с Круглолицей напомнили ему об еще одном приятном способе заполнить время – чтении. Книги по его заказу стали регулярно прибывать в хижину и аккуратно выстраивались на двух больших полках, которые он соорудил на свободной стене. Глядя на их радующие глаз корешки, он вспоминал свою старую библиотеку, хранящуюся далеко-далеко, в плотно закрытых коробках на чердаке дома его друга.
История с четверкой расшатала на некоторое время хрупкое состояние душевного равновесия, к которому он только начал осторожно привыкать. Он заставил себя отказаться от участия в транспортировке тел, начавшейся вскоре после того, как погода улучшилась и прибыл вертолет. Выяснилось, что пригодная для вертолета площадка находится далеко от грота и четырем завернутым телам еще раз предстоит быть проволоченными по снегу, перед тем как их погрузят в вертолет, который с запоздалой легкостью перенесет их домой. Большая группа альпинистов была организована для этой работы. В течение нескольких дней они нарушали своей активностью заведенный порядок в ущелье.
Он обращался то к одиночеству в горах, то к близости Круглолицей в поиске облегчения. Ночуя наверху, он искал глазами огонек своей хижины среди темноты ущелья и думал о тепле мягкого плеча Круглолицей и ее запахе. В хижине он часто закрывал глаза и устремлялся наверх, к холоду, звездному небу и черным силуэтам вершин. Круглолицая, казалось, не замечала этих перемен в его настроении. Она оставалась такой же настойчивой в занятиях и неутомимой в утехах.
Неудивительно, что в благоприятной атмосфере хижины Солдат и он стали быстро входить во вкус равного мужского общения. Оба обнаружили, что давно уже испытывали в нем недостаток, и с готовностью использовали предоставленную возможность. Их соединяли годы молодости, проведенные в совместном увлечении горами, родственность душ, схожесть в отношении к миру и людям. Их разъединяли изменения, происшедшие в них за время, прожитое на расстоянии. К обоюдному удовлетворению, силы притяжения по-прежнему преобладали. Существовало когда-то совсем немного запретных тем между ними, они начали с безопасных, зная, что придет время и для других. За бутылкой вина или горячим чаем они вспоминали давно прошедшие события, обсуждали старых друзей, книги, погоду, спорили по любому поводу.
Круглолицая часто была участницей тех долгих вечеров, несмотря на старания друзей не мешать ее занятиям. Улыбкой или взглядом из дальнего угла она то и дело выдавала свой интерес к обсуждениям за столом. Ни от кого в хижине не ускользало, что в ее молчаливом присутствии беседы становились оживленней и друзьям становилось труднее соглашаться друг с другом. Мужчинам нравилось испытывать свежесть инстинктов, ей нравилось вызывать их. Ощущая хрупкость и недолговечность их идиллического маленького мира, они поддерживали его атмосферу как могли до тех пор, пока теплые ветры не принесли весну и перемены.
Солдату уже было пора вернуться. Его машина стояла припаркованная на обычном месте. Днем в хижине никого не было: Круглолицая ночевала у родителей, он возвращался из многодневного выхода. По мере таяния снега он отправлялся все дальше в труднодоступные места в поисках интересных маршрутов. Собравшись к вечеру в хижине, они долго ждали Солдата, затем ели ужин холодным, в тишине. Быстро подошло ночное время, когда в горах ходят, только если обстоятельства вынуждают к тому. Солдат редко ночевал наверху и наверняка оставил бы записку в случае такого намерения. Обсудив вполголоса ситуацию, они решили сходить на спасательную станцию в слабой надежде, что там что-то знают. На станции в это время года постоянно жил начальник. Они оставили на столе записку, оделись и вышли наружу.
За дверью их встретил холодный, влажный воздух ранней весны, тишина и неяркие звезды в просветах между облаками. Снизу, из селения, доносился едва различимый собачий лай. Они укутались потеплее в одежды и направились к станции, до которой было около сорока минут ходьбы. Он держал Круглолицую под руку и освещал путь фонарем. Освежающее дыхание ночи разгладило выражение озабоченности на их лицах. Они шли молча, нога в ногу, ощущая присутствие друг друга в мыслях и чувствах. Разбросанная по поверхности проселочной дороги мелкая галька громко хрустела под ногами.
Круглолицая первая заметила слабый, мелькающий огонек на западном гребне. Они остановились и стали наблюдать. Кто-то спускался по тропе в нижней части гребня. Судя по быстрому перемещению огонька, человек с фонарем не испытывал трудностей с передвижением. Если это Солдат, в чем было мало сомнений, он должен быть в хижине приблизительно через час. Понаблюдав еще немного, они не спеша повернули назад.
Вид Солдата, сбросившего рюкзак у порога хижины, не располагал к расспросам. Его лицо отражало не только усталость долгого, напряженного дня, но и несвойственные ему смущение и растерянность. Он молча разделался со своим ужином, на столе появилось вино. Они посидели еще немного, пока Солдат не исчерпал запас молчания в тот вечер. Немногословно он поделился с ними событиями своего дня.
Солдат провел тот день на маршруте, проложенном по контрфорсу слева от главной стены вершины. По его словам, к моменту когда стало очевидным, что восхождение затянется, назад дороги уже не было. Он рассказывал о том, как неожиданно замедлился на крутых скалах в середине контрфорса, как проходил последние метры, освещая путь фонарем. По тону повествования нетрудно было догадаться, что рассказчик не испытывал заслуженного, казалось бы, удовлетворения от преодоления серьезного маршрута. Солдат явно натерпелся, и это было неудивительным. Маршрут по контрфорсу не принадлежал к числу тех, которые принято
