подруги.
Она расспросила о Солдате. Во время намеренно неспешного рассказа он обращал внимание на знакомые приметы своей Круглолицей: едва различимый шрам под левой коленкой, родимое пятно на открытом плече. Она сменила позу, колени раздвинулись шире.
Он взошел на веранду, приблизился и поднял ее расслабленную руку. На него смотрели хорошо знакомые глаза наполненной желанием Круглолицей. Она лениво позволила поднять себя и завести в хижину. Войдя первой, она остановилась посреди хижины и как будто с интересом стала осматриваться вокруг, не реагируя на его руки, поднимающие сзади край ее платья. Платье застряло на бедрах. Удовлетворив свой интерес, все так же спиной к нему, она позволила стянуть с себя тонкие трусики, подошла к столу, опустила до пояса лямки платья и облокотилась на стол в позе, вызвавшей дрожь нетерпения во всем его теле. Он прижался к ней и медленно распластал ее по столу, не встречая сопротивления.
Круглолицая не скоро отпустила его. В отличном настроении, он затем наблюдал, как, не потрудившись одеться, она знакомилась с Монетой, и развлекал себя неожиданно приятной мыслью, что у нее, вероятно, не было много возможностей для утех во время пребывания в городе. Не выдававшая до сих пор своего присутствия Монета осторожно познакомилась и приняла новую обитательницу хижины, руки которой пахли вкусной едой и заботой.
Через неделю Солдата перевезли в город, в другой госпиталь, где ему предстояло несколько сложных операций. Прогноз для руки был хороший, напряжение спало, его друг был окружен заботами жены и многочисленных друзей.
Дела не представлялись так же хорошо, когда к концу злополучного дня они привезли истекающего кровью Солдата в кажущийся безлюдным местный госпиталь. Передав своего друга в чужие руки, он провел беспокойную ночь в пустых полутемных коридорах, следя за редкими передвижениями медсестер и врачей и тревожно прислушиваясь к каждому звуку. Он совсем упал духом, когда, казалось, различил тихо произнесенное кем- то слово “ампутация”. Из этого состояния его вывело пришедшее ранним утром известие, что операция закончилась – из плеча вынули множество осколков кости, рука осталась на месте – и что Солдат спит под наркозом в палате.
В улучшенном настроении он расположился на видавшем виды диване в комнате ожидания и заснул на несколько часов, пока шум начинающегося дня не разбудил его. Предстояла еще одна нелегкая обязанность – звонок жене Солдата. Он дождался, когда его друг проснется, обменялся с ним несколькими словами и после этого, как ему казалось, убедительно сообщил жене, что все в порядке и нет причин для большого беспокойства. К его облегчению, на другом конце телефона плохая новость была встречена с присутствием духа и деловитостью. Через несколько часов она была в госпитале. Вскоре после этого он отправился домой на попутной машине.
Известие о происшествии мгновенно распространилось по городу. К Солдату и в хижину зачастили друзья с заботами и расспросами. Еще по дороге в госпиталь Солдат и он без лишних объяснений договорились сказать всем, что камень упал во время их совместного восхождения в двойке, чтобы избежать ненужных вопросов. Эта заурядная альпинистская история была принята всеми, за исключением, по их обоюдному подозрению, не подававших виду жены Солдата и Круглолицей. Первую неделю, пока Солдат был еще близко, он навещал его каждый день и всегда находил в хорошем настроении. Солдат на удивление легко переносил свое злоключение, оптимистично говорил о выздоровлении руки и, казалось, наслаждался временным бездельем.
Лето быстро набирало силу. Снег почти исчез с вершин ущелья, оголил их некрутые, покрытые зеленой травой и яркими цветами склоны, открыл к ним простые пути. Вершины опять приняли, порой обманчивый, вид доступности и безобидности. В жаркие дни, нагретые полуденным солнцем, они уступали в привлекательности укромным тенистым уголкам вдоль поросших густой растительностью полных ручьев. К этим уголкам и ведущим к ним тропам зачастили горожане с большими рюкзаками. В ущелье пришла оживленная, курортная пора.
Они с Монетой отправлялись теперь только в многодневные дальние вылазки, ночуя под открытым небом, в гротах и шалашах, углубляясь все дальше в горную страну, преодолевая перевал за перевалом, спускаясь в безлюдные ущелья. Когда им приглядывался маршрут на вершину, они останавливались и забирались на нее. Воздух уединения и тишины наполнял их легкие, облагораживал их мысли и упрощал их желания. Они согревали друг друга прохладными ночами, делились едой и водой и научились обходиться несколькими словами в день. Монета легко переносила свое нетипичное собачье детство. Она проявляла достаточно терпения, застегнутая в рюкзаке, благоразумия – на крутых, опасных местах и, высунув язык, охотно отмеривала короткими шажками длинные тропы.
Искателям приключений неизменно нравилось возвращаться домой в пахнувшую Круглолицей хижину, несмотря на то что внимание хозяйки не принадлежало теперь только им. Возвращение Круглолицей в ущелье было краткосрочным. По окончании лета она собиралась в город продолжать учебу и старалась проводить как можно больше времени со своим маленьким сыном. Круглолицей хватало на всех. За неимением выбора, друзья терпеливо переносили постоянное присутствие мальчика в хижине. Втайне от мамы они называли его Разбойником.
Разбойнику повезло с мамой, что он, несомненно, хорошо чувствовал. Наблюдая их вместе, нельзя было не заметить взаимное тяготение и уважение. Мамой Круглолицей руководили безукоризненные инстинкты. Она спокойно и умело направляла неуемную энергию своего сына в безопасное русло. В ее присутствии он заметно смирнел и редко ослушивался. Она играла с ним в разные игры, читала сказки и отпускала в самостоятельные вылазки. Мальчика привлекало окружение хижины: и шумный ручей, и густой кустарник, и каменистые овраги. Вооруженный камнями и палкой, он с азартом охотился за живностью в округе: птицами, бабочками, кузнечиками и змеями, не обескураженный тем, что добыча пока еще ускользала из его рук. Несмотря на старания Круглолицей, светлые волосы Разбойника были всегда спутаны, коленки ободраны, одежда и руки перепачканы. Они быстро нашли общий язык с Монетой и шумно разряжали вместе избыток детской энергии. Наблюдая его в действии, нельзя было не посочувствовать родителям Круглолицей, на попечении которых он оставался осенью.
Идею, несомненно, навеяли мысли о скорой разлуке. Они с нескрываемым возбуждением обсудили ее, радуясь возможности открыть друг другу свои чувства. Круглолицая с готовностью приняла его предложение отправиться в совместное восхождение. Ее готовность стоила многих слов. Горы не привлекали прожившую большую часть своей жизни в ущелье Круглолицую. Даже их совместное пребывание в хижине, среди альпинисткой суеты и разговоров, не изменило заметно ее интереса к привычному с детства окружению. Она шутливо говорила, что вполне удовлетворила весь свой интерес во время единственного похода в школьные годы.
Решено было отправиться на три дня, перевалить в какое-нибудь малолюдное ущелье, взойти на вершину и вернуться домой на третий день. Круглолицая, естественно, отдала выбор маршрута в его руки. Это была ответственная задача. Несложные, но неинтересные варианты отпадали. Он загорелся желанием приобщить ее к удовольствиям хорошего технического восхождения. Недостатка в достойных маршрутах, разумеется, не было, но отвергал их один за другим, как непосильные для своей не альпинистской подруги. Выбор затруднился. Он вспомнил, наконец, одно из своих первых, памятных восхождений. Вершина находится в тихом углу, как раз по их вкусу, к ней ведет короткий, логичный путь по прямому, как струна, контрфорсу. Снизу контрфорс смотрится суровей, чем в действительности, что добавляет впечатлений от восхождения. В верхней части открывается прекрасный вид в долину. Лучшего маршрута было, пожалуй, не найти.
Контрфорс, разумеется, требовал хотя бы небольшой технической подготовки. К его облегчению, Круглолицая не возражала против нескольких занятий на скалах. После первого занятия они спросили друг друга, почему не делали этого раньше. Они выходили рано утром, чтобы закруглиться к наступлению жары. Он остался довольным сноровкой Круглолицей и ее умеренным энтузиазмом. Неспешность передвижения его напарницы компенсировалась отчасти видом ее обтянутого в тонкие короткие штанишки зада.
Тропа в тихий угол шла через крутой и, как ему тогда показалось, бесконечный перевал. Его рюкзак весил раза в два тяжелее обычного. Он не мог не упаковать в него всю старательно приготовленную Круглолицей еду. Остальное место занимало необходимое: веревка, немного снаряжения и одежда. Он постарался облегчить рюкзак Круглолицей. Наградой за это ему была радостная улыбка, не сходившая с ее усталого и потного лица. Они спустились в узкий каньон и остановились на ночлег у огромной скальной ванны, наполненной прозрачной водой. Их вершина была еще скрыта за изгибом ущелья. О ней нужно будет беспокоиться на следующий день. Наступило время отдохнуть от тяжелого перехода и насладиться вкусностями, приготовленными Круглолицей. Вкусностей было много. Ему с Монетой никогда не приходилось так пиршествовать во время выходов.
Стало темнеть. Они разделись догола и запрыгнули в воду. Прохладные струи ручья обтекали и возбуждали каждую клетку кожи. Они стали с шумом и брызгами прыгать и нырять со скальных краев ванны. Круглолицая неожиданно разохотилась. Она бросалась в воду со все более высоких мест,
