Марфа медленно заплела косы и покрыла их черным, простым платом. Распахнув настежь ставни, она подошла к ложу, и, перекрестившись, протянув руку, закрыла мужу глаза.
Устроив тело, как надо, она на мгновение остановилась, и, покачнувшись, схватилась за косяк двери.
Она зашла в трапезную, и, посмотрев на поднявшихся детей, сказала: «Преставился ваш отец, упокой Господи душу его. Пойдите наверх, попрощайтесь с ним».
— Матушка, — заплакав, сказала Федосья.
— Отправь кого-нибудь потом в монастырь Крестовоздвиженский, — велела Марфа ключнице, — закажи поминовение на год. Денег я выдам. Ты, Федор, — она посмотрела на сына, — опосля обеда будь готов, к Троицкой церкви поедем.
— Зачем, матушка? — спросил мальчик.
— Сие есть воля государева, — коротко сказала Марфа и вышла.
— На Английский Двор, — приказала она вознице, — только сначала у монастыря останови.
Юродивый ждал ее у ворот. Он стоял на коленях в просевшем, влажном сугробе. «Все сделано, боярыня», — сказал он тихо, когда Марфа наклонилась к нему за благословением.
— Хорошо, — Марфа перекрестилась. «Далее все так, как сказала я вам».
Юродивый кивнул головой и затрясся.
— Миссис Марта, — Майкл Локк усадил ее в кресло, — мне очень, очень жаль. Питеру ведь и тридцати шести еще не исполнилось. Может быть, вы все же, — он осторожно кивнул на ее живот, — поедете в Англию?
— Опасно это, когда дитя маленькое еще, — устало, сказала Марфа. «А вот старшую дочь и сына я, мистер Локк, с вашего разрешения, в конце лета туда отправлю. Тео венчается осенью, а Теодору в школу надо. А следующим летом и сама с остальными детьми двинусь».
— Да, конечно. Вы не беспокойтесь, миссис Марта, найдется, кому за вашими старшими присмотреть во время плавания. А что… — Локк замялся.
— Гроб я заказала уже, — безразлично сказала женщина. «Когда первый корабль в Лондон уходит?».
— В марте, — ответил глава Московской компании. «Но, миссис Марта, может быть, здесь…»
— Здесь, — Марфа подняла на него взгляд, и Локк отшатнулся, — будто не измученная женщина на сносях, во вдовьем плате, сидела перед ним, а ангел господень — таким нездешним было сияние ее глаз. «Здесь, — твердо продолжила она, — мистер Локк, у нас нет могил. А там есть».
Перед отъездом на Москву она пришла к Маше. Невестка лежала на их приходском кладбище, под сенью дуба, посреди веселых, зеленеющих полей старой Англии. На надгробном камне было высечено: «Кто живет и верит в Меня , тот никогда не умрет
Марфа опустилась на колени и тихо сказала: «Полли хорошо. Они с Мэри не разлей вода. И с мальчиками все в порядке, ты не беспокойся за них, Степан прекрасный отец. Все здоровы, не болеет никто. А ты помолись у престола Господнего за детей своих, милая. И за Степана.
И не разлучайся с Джованни, раз уж Всевышний дал вам там встретиться, так и будьте вместе».
Она поднялась и оглянулась. В церкви горели свечи. Петя стоял на коленях перед распятием, опустив красивую, темноволосую голову. Марфа тихо опустилась рядом. Он не глядя, нашел ее руку и поднес к губам. «Я за детей прошу Господа», — сказал муж. «Только за них».
— И вот это, — Марфа протянула Локку записку, — пусть будет выбито на камне его.
«Я есмь воскресение и жизнь», — прочел Локк, и, кивнув головой, сказал: «Хорошо, миссис Марта. Когда, — он помедлил, — можно…
— Завтра, — ответила она, тяжело поднимаясь. «Все будет готово завтра, мистер Локк».
— Матушка, ино возок заложили, — Федор осторожно постучал в дверь опочивальни.
— Зайди, — велела Марфа. Она была в черном сарафане, маленькая, ни волоса не выбивалось из-под плата, и только глаза — прозрачные, изумрудные, освещали бледное, без кровинки лицо.
Марфа потянулась и провела гребнем по кудрям сына. «Шапку возьми, долгое это дело, замерзнешь еще, — велела она. «И меч не забудь, — велела она сыну, оглядев его с ног до головы. «Ты на коне поедешь».
— Почему, матушка? — сын поднялся.
— Государь велел, чтобы ты с ближними боярами был, рядом с ним, — Марфа обернулась и посмотрела на Федю. «Отцовского жеребца вели вывести, справишься же ты с оным?».
— Справлюсь, — Федор сглотнул. «Матушка, а куда мы едем?».
— Дядю твоего, брата моего единокровного, Матвея Федоровича, казнить сегодня будут, — тихо ответила Марфа.
— За что? — Федор аж отступил к двери.
— За то, что честь рода нашего не посрамил, — жестко сказала мать. «Сестры твои как?».
— Федосья с младшими, читает им, — Федор вздохнул. «Кладовую на дворе освободили, как велела ты, и, — он прервался на мгновение, сжав кулаки, — батюшку туда перенесли. Там холодно, как и надо».
— Хорошо, — Марфа перекрестилась. «Как вернемся, должны гроб доставить, я сама там все сделаю».
— А батюшку в Англию повезут? — спросил сын, перегнувшись в седле, когда Марфа уже сидела в возке.
— Да, — она вздохнула. «Там же похоронят, где и жену сэра Стивена, на кладбище нашем приходском».
Федор прикусил губу и велел вознице: «Трогай!»
Мальчик посмотрел на небо. В голубом, бескрайнем просторе метались растревоженные звоном колоколов птицы. Было почти тепло, и Федор увидел промоины в белом покрове льда на Москве-реке.
— Ну, здравствуй, Федор Петрович, — раздался жесткий голос.
— Государь, — поклонился мальчик. Иван Васильевич потрепал его по щеке и усмехнулся: «Все растешь, я смотрю. Жеребец у тебя хорош, твой?».
— Батюшки покойного, — чуть помедлив, ответил мальчик.
— Преставился, значит, Петр Михайлович. Ну, вечная ему память, — царь перекрестился на купола Троицкой церкви.
— Ночью этой. Завтра на рассвете гроб его в Новые Холмогоры повезут, — ответил ребенок, и государь внезапно, опустив глаза, увидел за поясом Федора знакомую рукоять меча.
— Знаешь, что это за клинок-то? — спросил Иван Васильевич.
— Знаю, — ярко-голубые, с золотистыми искорками глаза взглянули на царя, — спокойно и уверенно, и Федор добавил: «То деда моего, Федора Васильевича, меч. Потом он у батюшки был, а теперь — у меня. А я его старшему сыну своему отдам».
На помосте установили жаровню и стали разжигать под ней огонь.
Марфа закрыла глаза и вдруг услышала шепот из соседнего возка: «Боярыня!».
— Не смотрите, Марья Федоровна, — устало сказала Вельяминова. «Он с той стороны, не видит вас. Просто отвернитесь, и все».
— Марфа Федоровна, — государыня наклонилась к ней, высунувшись в маленькое окошко: «Кто это?».
Вельяминова посмотрела на простой возок, что охраняли стрельцы. Лицо Маши Старицкой обрамлял черный апостольник, васильковые глаза распухли от слез. «Мама!» — донеслось откуда-то из глубины возка. Маша промычала что-то, и Марфа услышала плач дитяти:
— Мама! Не молчи!
— Это младшая сестра покойной жены Матвея Федоровича, вдовствующая герцогиня Голштинская, и дочь ее, — вздохнула Марфа.
На помосте начали читать царский указ. Марфа, слушая краем уха, нашла в толпе, окружавшей Ивана Васильевича, сына. Гнедой конь под ним, было, заплясал, но Федор удержал его твердой, уже не детской рукой.
«Сидит-то в седле как — точь-в-точь отец, — подумала Марфа. — Вроде большой уже на вид, женят
