Заметив в зеркале собственное отражение, Чочой шарахнулся в сторону, затем потихоньку приблизился к зеркалу и снова осторожно заглянул в него. «Как в чистой воде все равно видно... даже еще лучше, чем в чистой воде», — подумал Чочой и, осмелев, подошел еще ближе. Он даже попытался заглянуть в зеркало с обратной стороны.
Шкаф с книгами привлек его особое внимание. Чочой долго всматривался в корешки книг, раздумывая, что бы это могло означать. Потрогав рукой одну-другую книгу, но так и не поняв, что означают эти предметы, он вздохнул и стал рассматривать швейную машину, стоявшую на тумбочке.
«Это, кажется, железная швея-женщина. Такую я видел в магазине мистера Кэмби: он показывал, как работает железная швея-женщина, и советовал кому-то купить ее», — вспомнил Чочой и попытался покрутить колесо, но, испугавшись стука машины, оставил ее в покое.
Долго стоял Чочой у кровати Вияль, застланной пушистым в цветах одеялом. «Какая красивая спальная подставка! Какие красивые цветы на ней!» Одеяло напомнило ему нежный, мягкий мох. Чочой дотронулся до одного, до другого цветка, погладил их рукой.
Заметив дверку в голландской печи, Чочой открыл ее, заглянул внутрь. «Что же это за вместилище? — спросил он себя. — Почему там грязно и как будто дымом пахнет?»
Чочой просунул руку в печь, выпачкал пальцы в саже. «Наверное, костер разжигали», — решил он и вытер сажу о подол рубашки.
Переходя из комнаты в комнату, Чочой добрался до кухни. На столе он увидел сковороду, наполненную чищенной сырой картошкой, и ему сразу захотелось есть. Чочой проглотил слюну и воровато осмотрелся вокруг: он еще не мог оставаться равнодушным при виде еды. «Съем один небольшой кусочек, — решил он, — здесь добрые люди, ругать меня не будут».
Съев один кусок сырой картошки, Чочой потянулся за вторым, за третьим. Опомнился он не скоро.
«Ай, как нехорошо получилось!» — покраснел Чочой и от соблазна ушел из кухни, хотя для него там было множество неизвестных вещей. Однако, закрывая дверь, он еще раз обернулся, чтобы хоть издали посмотреть на блестящее пузатое ведро с коротенькими ножками, со странным носом и с маленькой шапочкой наверху, на которой виднелась блестящая пуговица.
Как ни внимательно осматривал Чочой комнату, в которой только что был и уже как будто ко всему пригляделся, а на глаза попадалось все новое и новое.
На высокой подставке с точеными ножками стоял странный ящик с сеточкой, вделанной в переднюю стенку. На этой же стенке находились три черных колесика. Колесики, казалось, сами просили, чтобы их покрутили. Чочой не выдержал — покрутил одно колесико, затем второе, третье...
И вдруг из ящичка послышался громкий человеческий голос. Мальчик отпрянул в сторону, опрокинул стул, споткнулся, упал на пол. А человеческий голос продолжал произносить какие-то непонятные слова. «Что это? Я разбудил человека в ящике! — с ужасом думал Чочой, не решаясь подняться на ноги. — Но как же мог человек влезть в такой маленький ящик?»
Прислушавшись, Чочой понял, что голос этот не так уж сердит, как показалось ему вначале.
Так, распластанным на полу, и застала Чочоя Вияль, вернувшись домой от соседей. Глянув на мальчика, потом на радиоприемник, она все поняла и рассмеялась. Вияль схватила Чочоя своими сильными руками и принялась его целовать, приговаривая что-то несвязное, но необыкновенно нежное, отчего Чочою хотелось и плакать и смеяться в одно и то же время.
За завтраком у Чочоя разбежались глаза. Он удивился тому, что на столе лежит так много хлеба, который до сих пор в его жизни считался лакомством.
Кэукай учил Чочоя пользоваться вилкой, объяснял, что есть сначала, что потом. Но больше всего поразило Чочоя то, что хлеб, такой вкусный хлеб, следует есть вместе со всякой другой пищей, а не потом, уже в самом конце, на закуску. И как ни старался мальчик есть спокойно, это ему не удавалось: он нет-нет да и оглядывался, словно боясь, что сейчас явится кто-то злой, непрошеный и отберет завтрак или унич тожит пищу, как растоптал однажды Адольф Кэмби масленые оладьи. Руки Чочоя дрожали.
Одежда, в которую нарядила Чочоя Вияль, казалась ему очень нарядной и стесняла его. Кэукай подбадривал братишку, поправляя на нем пояс, застегивал пуговицы на рубашке.
— Ничего, Чочой, теперь ты уже совсем другой человек будешь. Послезавтра занятия начинаются, послезавтра в школу с тобой пойдем, — приговаривал Кэукай, критически осматривая костюм брата.
Вдвоем с Кэукаем Чочой оставался недолго. Вскоре явилась целая ватага ребят, и их увлекли на улицу. Оглушенный звонким криком мальчишек, Чочой пытался отвечать на их вопросы, прислушиваться к их разговору, не забывая, однако, осматривать поселок и его окрестности. «Сколько домов здесь! А яранг почти нету!» — изумлялся он, стараясь держаться поближе к братишке.
В полдень Чочоя с Кэукаем отыскала Вияль и, к огорчению друзей, увела их обедать, а после обеда, по настоянию врача, Вияль заставила Чочоя улечься спать.
Кэукай покружился возле кровати брата и, когда ему показалось, что он уже спит, ушел из дому.
Ушли по своим делам из дому Вияль и Таграт. Оставшись один, Чочой решил снова приняться за осмотр дома, в котором, казалось ему, так много интересного и таинственного. Но не успел он одеться, как дверь в комнату отворилась и на пороге показался Эттай. На его румяном круглом лице было выражение необыкновенной важности и торжественности.
— Послушай меня, Чочой, хорошо послушай! Уши твои сейчас очень важное услышат, — начал он. — Я понимаю, твоя жизнь на Аляске была очень плохой. Вот ты до сих пор не знаешь, наверное, что все дети должны учиться в школе. Но мы тебе объясним, всё объясним: что такое парта, доска, что такое тетрадь; объясним, что такое класс, домашнее задание, пионерский сбор; мы даже объясним тебе, что такое «кол». Но ты лучше получай пятерки. Я знаю, ты обязательно будешь получать пятерки...
Чем дальше говорил Эттай, тем сильнее воодушевлялся. И хоть говорил он по-чукотски, но употреблял столько новых для Чочоя слов, что тот ничего не понял из его бурной речи. «Как все равно шаман при камлании, слова непонятные произносит», — подумал про него Чочой.
А Эттай между тем продолжал говорить что-то уже совершенно непонятное, по-прежнему энергично жестикулируя, порой совсем сбиваясь на русскую речь. Наконец, передохнув, он сделал паузу и сказал уже спокойно:
— Хорошие ли я слова тебе говорил, а? Теперь ты, наверное, все понимаешь?
— Нет... ничего не понимаю, — невольно признался Чочой.
Эттай смутился, сделал шаг вперед, хотел сказать что-то еще, но вдруг, махнув рукой, залез в свои карманы и с поспешностью стал извлекать давно уже приготовленные для Чочоя подарки. Здесь было много разных вещей, от которых могли разбежаться глаза любого мальчишки.
— Вот, бери, бери все это! Будем друзьями, хорошими будем друзьями! — закончил Эттай церемонию передачи подарков. Схватив руку Чочоя, он крепко пожал ее и направился к выходу.
Эттай ушел, а через несколько минут в комнату вошло человек семь ребят, имен которых Чочой еще не знал. Все они без лишних слов стали вручать свои подарки Чочою. Тот смотрел со смущением на растущую гору подарков дружбы, пытался запомнить всех, пришедших с дарами.
В это время в комнату вошли Кэукай с Петей. Они недоуменно переглянулись.
— Мы же подарки решили вручить на пионерском сборе, — сказал Петя по-русски.
Один из мальчиков, уже передавший свои подарки, виновато кашлянул и сказал, оправдываясь:
— Да это Эттай начал, а мы за ним — опоздать боялись.
— Эттай часто так поступает, он совсем неорганизованный, — нахмурился Петя.
Чочой во все глаза смотрел на белолицего мальчика. Он не понимал, о чем говорит Петя, но ему было ясно, что тот чем-то недоволен. Вскоре у него мелькнула мысль: «Однако, белолицый сердится, что мне принесли подарки!» Бросив взгляд на кучу подарков, Чочой заговорил быстро, возбужденно:
— Зачем мне столько подарков? Не надо мне столько подарков! Заберите их! Что я, мистер Кэмби, что ли? Что я, шаман Мэнгылю, что ли? Зачем мне столько вещей иметь? Я понимаю, почему это ему не нравится... — Чочой показал глазами на Петю и отошел от стола, на котором лежали подарки.
Петя с укором глянул на Кэукая, как бы говоря: вот видишь, как скверно получается!
Кэукай вспылил.
